Догадливый Иван Красулин катил на круг бочку с вином.
– Эге!.. Добре, – похвалил Степан. – Выпьем, казаченьки!
Улюлюкающий, свистящий, бесовский круг распался.
Выбили в бочке дно; подходили, черпали чем попало – пили.
Астраханцы завистливо ухмылялись.
– Всем вина! – велел Степан. – Что ж стоите? А ну – в подвалы! Все забирайте! У воеводы, у митрополита – у всех! Дуваньте поровну, не обижайте друг дружку! Кого обидют, мне сказывайте! Баб не трогать!
– Дай дороги, черти дремучие! – раздался вдруг чей-то звонкий, веселый голос. Народ расступился, но все еще никого не видно. – Шире грязь, назем плывет! – звенел тот же голос, а никого нет. И вдруг увидели: по узкому проходу, образовавшемуся в толпе, прыгает, опираясь руками о землю, человек. Веселый молодой парень, крепкий, красивый, с глазами ясного цвета. Ноги есть, но высохшие, маленькие, а прыгает ловко, податливо, скорей пешего. Астраханцы знали шумного калеку, почтительно и со смехом расступались. Тот подпрыгал к Разину, смело посмотрел снизу и смело заговорил:
– Атаман!.. Рассуди меня, батюшка, с митрополитом.
– Ты кто? – спросил Степан.
– Алешка Сокол. Богомаз. С митрополитом у нас раздор...
– Так. Что ж митрополит?
– Иконки мои не берет! – Алешка стал доставать из-за пазухи иконки с ладонь величиной, достал несколько...
Степан взял одну посмотрел.
– Ну?..
– Не велит покупать у меня! – воскликнул Алешка.
– Пошто?
– А спроси его? Кто там? – Алешка показал снизу на иконку, которую Степан держал в руках.
– Где? – не понял Степан.
– На иконке-то?
– Тут?.. Не знаю.
– Исус! Вот. Так он говорит: нехороший Исус!
– Чем же он нехороший? Исус как Исус... Похожий, я видал таких.
– Во! Он, говорит, недобрый у тебя, злой. Где же он злой?! Вели ему, батюшка, покупать у меня. Мне исть нечего.
Матвей взял у Алешки иконку, тоже стал разглядывать. Усмехнулся.
– Чего ты? – спросил его Степан.
– Ничего... – Матвей качнул головой, опять усмехнулся и сказал непонятно: – Ай да митрополит! Злой, говорит?
– Как тебе Исус? – спросил Степан, недовольный, что Матвей не говорит прямо.
– Хороший Исус. Он такой и есть. Я б тоже такого намазал, если б умел, – сказал Матвей, возвращая богомазу иконку. – Строгий Исус. Привередничает митрополит...
Степану показалось, что это большая и горькая обида, которую нанесли калеке. Опять от мстительного чувства вспухли и натянулись все его жилы.
– Где митрополит? – спросил он.
– В храме.
– Пошли, Алешка, к ему. Счас он нам ответит, чем ему твой Исус не глянется.
Они пошли. Степан скоро пошагал своим тяжелым, хромающим шагом, чуть не побежал, но спохватился и сбавил. Алешка прыгал рядом... Торопился. Рассы́пал иконки, остановился, стал наскоро подбирать их и совать за пазуху. И все что-то рассказывал атаману – звенел его чистый, юношеский голос. Степан ждал и взглядывал в нетерпении на храм.
К ним подошел Матвей; он тоже вознамерился пойти с атаманом.
– Ты, мол, обиженный, потому мажешь его такого! – рассказывал Алешка. – А я говорю: да ты что? Без ума, что ли, бьесся? Что это я на него обиженный? Он, что ли, ноги мне отнял?
– Степан Тимофеич, возьми меня с собой, – попросил Матвей. – Мне охота послухать, чего митрополит станет говорить.
– Пошли, – разрешил Степан.
Алешка собрал иконки.
Пошли втроем. Вошли в храм.
Митрополит молился перед иконой Божьей Матери. На коленях. Увидев грозного атамана, вдруг поднялся с колен, поднял руку, как для проклятия...
– Анчихрист!.. Душегубец! Земля не примет тебя, врага господня! Смерти не предаст... – митрополит, длинный, седой и суровый, сам внушал трепет и почтение.
– Молчи, козел! Пошто иконки Алешкины не велишь брать? – спросил Степан, меряясь со старцем гневным взглядом.
– Какие иконки? – митрополит посмотрел на Алешку.
– Алешкины иконки! – повысил голос Степан.
– Мои иконки! – смело тоже заорал Алешка.
– Ах, ябеда ты убогая! – воскликнул изумленный митрополит. – К кому пошел жалиться-то? К анчихристу! Он сам его растоптал, Бога-то... А ты к ему же и жалиться! Ты вглядись: анчихрист! Вглядись! – старик прямо показал на Разина. – Вглядись: огонь-то в глазах... свет-то в глазах – зеленый! – митрополит все показывал на Степана и говорил громко, почти кричал. – Разуй его – там копытья!..
– Отвечай! – Степан подступил к митрополиту. – Чем плохой Исус? Скажи нам, чем плохой? – Степан тоже закричал, невольно защищаясь, сбивая старца с высоты, которую тот обрел вдруг с этим «анчихристом» и рукой своей устрашающей.