– Письмишки – на матушку Русь...
– Апосля писать будете. Васька, выдь, – велел он боярскому сыну, которому не верил, а держал около себя – за умение скоро и хорошо писать.
Васька вышел, ничуть не обидевшись.
– Вот чего... Объявляю, – заявил Степан как свое окончательное решение. Речь шла о том: объявлять войску и народу, что с разинцами идут «патриарх» и «царевич Алексей», или еще подождать.
– Степан... – заговорил было Матвей, который всеми силами противился обману, – дай слово молвить: еслив ты...
– Молчи! – повысил голос Степан. – Я твою думку знаю, Матвей. Что скажешь, Федор? – он стал против Федора.
– Зря не даешь ему говорить, – сказал Федор с укором. – Он...
– Я тебя спрашиваю! Тебе велю: говори, как сам думаешь.
– Какого черта зовешь тогда! – рассердился Федор. – Как не по тебе, так рта не даешь никому открыть. Не зови тогда.
– Не прячься за других. А то наловчились: чуть чего, так сразу язык в... Говори!
– Что это, курице голову отрубить?.. «Говори». С бабой в постеле я ишо, можеть, поговорю. И то – мало. Не умею, не уродился таким. А думаю я с Матвеем одинаково: на кой они нам черт сдались? Собаке пятая нога. У нас и так вон уж сколь – тридцать тыщ. Кого дурачить-то? И то ишо крепко заметь в думах: от Никона-то, правда, отшатнулось много народу... Хуже наделаем со своими хитростями.
– Говорить не умеет! А наговорил с три короба. Тридцать тыщ – это мало. Надо тридцать по тридцать. Там пойдут города – не чета Царицыну да Саратову – Степан не хотел показать, но слова Федора внесли в душу сомнение; он думал и хотел, чтоб ему как-нибудь помогли бы в его думах, но никак не просил о том. Сам с собой он порешил, что пусть обман, лишь бы помогло делу. Вся загвоздка только с этим «патриархом»: от Никона на Руси, слышно, отреклось много, не наделать бы себе хуже, правда.
– Они же идут! Они же не... это... не то что – стало их тридцать, и все, и больше нету. Две недели назад у нас и пятнадцати не было, – стоял на своем Федор.
– Как ты, Ларька? – спросил Степан Ларьку, тоже остановившись перед ним.
Ларька подумал.
– Да меня тоже воротит от их. На кой?.. – сказал он искренне.
– Ни черта не понимают! – горестно воскликнул Степан. – Иди воюй с такими. Один голову ломаешь тут – ни совета разумного, ни шиша... Сяли на шею и ножки свесили.
– Чего не понимаем? – изумился Федор. – Во!.. Не понимают его.
Степан напористо – не в первый раз – стал всем объяснять:
– Так будут думать, что сам я хочу царем на Москве сесть. А когда эти появются, стало быть, не я сам, а наследного веду на престол. Есть разница?..
– Ты меньше кричи везде, что не хошь царем быть, вот и не будут так думать, – посоветовал Матвей.
– Как думать не будут? – не понял Степан.
– Что царем хошь сесть. А то кричишь, а все наоборот думают: царем сесть задумал. Это уж так человек заквашен: ему одно, он – другое.
– Пошел ты!.. – отмахнулся Степан.
– Я-то пойду, а вот ты с этими своими далеко ли уйдешь. Мало ишо народ обманывали! Нет!.. И этому дай обмануть. А как обман раскроется?
– Для его же выгоды обман-то, дура! Не мне это надо!
– А все-то как? И все-то – для его выгоды. А чего так уж страшисся-то, еслив и подумают, что царем? Ну – царем.
– Какой я царь? – Степан, и это истинная правда, даже и втайне не думал: быть ему царем на Руси или нет. Может, атаманом каким-то Великим...
– Ишо какой царь-то! Только самовольный шибко... Ну, слушаться зато будут. Был бы с народом добрый – будешь и царь хороший. Не великого ума дело: сиди высоко да плюй далеко, – всегда, как разговор заходил про царя, Матвей смотрел на Степана пытливо и весело.
– Вон как! – воскликнул Степан. – Легко у тебя вышло. Ажник правда посидеть охота. Плеваться-то научусь, дальше других насобачусь...
– Тут важно ишо – метко, – заметил Ларька. Засмеялись. Но Матвей не отлип от Степана.
– А ведь думка есть, Степан, нас-то не обманывай. Скажи: придержать ее хошь до поры до время, ту думку. Ну и не объявляй пока. Какое нам дело – кем ты там станешь?
– Вам нет дела, другим есть, – теперь уж и Степан серьезно втянулся в спор с дотошным мужиком.
– Кому же? – пытал Матвей.
– Есть...
– Кому?
– Стрельцам, с какими нам ишо доведется столкнуться. Им есть дело: то ли самозванец идет, то ли ведут коренного царевича на престол. Как знать будут, такая у их и охотка биться будет. Нам надо, чтоб охотка-то эта вовсе бы пропала.
– Да пусть будут! – воскликнул Ларька. – Мы что, с рожи, что ль, опадем? Объявляй, – атаман убеждал его больше, чем занудливый Матвей.