– Быть было ненастью, да дождь помешал. Смотри, как бы тебе не завыть там. Там умеют... сок жать.
– Не завою. Не порадую царя – не дождетесь.
– Стенька... Скажи напоследок: пошто войсковым не захотел стать? Я же тогда не обманывал тебя, правду говорил. Помнишь? В церкви-то...
– Помню.
– Пошто же?
– У человека душа есть, а рази важно ей – войсковой я или не войсковой. Она небось и не знает-то про эти слова. Был бы я товарищ верный, да была бы... Да был бы я вольный. Вот и все, я и спокойный.
– Ну и спокойный? Столько людей загубил...
– Не за себя губил, за обиженных.
– Фу-ты, какой заступник выискался!
– А кто же за их заступится? Ты? Тебе лишь бы доползти до кормушки... Эх, надо б мне тебя раздавить! Пожалел. Моя промашка, кресный. Каюсь.
– Корней Яковлич! Можно и в путь-дорогу! – шумнули от казаков, где их собралось покучней; которые уж и коней седлали, подпруги подтягивали.
– С богом! – Корней встал и пошел к своей лошади.
За разговором этим наблюдал со стороны Фрол Минаев. За время, пока Степана держали в Черкасске и потом везли пленного, Фрол Минаев держался поодаль, наблюдал, но не подходил. А Степану было не до него. Степан, как пришел в память, все время был спокоен и задумчив. Иногда только подбадривал брата, павшего духом, улыбался и шутил с ним. На всех остальных смотрел с глубоким презрением.
Теперь, пока казаки ловили и седлали коней, Фрол Минаев подошел к Степану, присел рядом. Как когда-то, в степи, когда гнался атаман за другом-врагом, не догнал, упал с коня, – так же сидели теперь, только Степан был в железах. Оба, видно, вспомнили то свое сидение, глянули друг на друга, помолчали. Близко никого не было; Фрол заговорил:
– Степан...
– Ну? – Степан прищурился на Фрола... Долго смотрел, внимательно. – Что ж ни разу не подошел поговорить?
– А чего говорить? – наигрывая беспечность, но и принахмурившись, откликнулся Фрол. – Без разговоров все понятно. Чего говорить? Хотел я только спросить...
– Тебе – есть чего. Ты упреждал меня – твоя взяла. Вот и скажи, а не спрашивай. Посмейся хоть надо мной. Корней вон выговорил...
– Я не радуюсь, Степан, – искренне сказал Фрол. – Нет. Мне жалко тебя.
– Ну? – удивился Степан. – А кто это угостил меня сзади? В землянке-то?.. Не ты?
– Нет.
– Кто же?
– Не все равно тебе кто?
– Ну, все же.
– Мишка Самаренин.
– А-а. Я, грешным делом, на тебя подумал. Похоже на тебя...
– Степан... – раздумчиво, с глубоким, серьезным интересом повторил Фрол, – дурацкое дело – теперь спрашивать: к чему ты все это затеял?..
– Дурацкое, – согласился Степан. – Надоело. Я ж тебе говорил.
– Ладно, не буду. Скажи только: пошто так легко попался? Сам ведь полез... Знал же: конец там тебе, зачем же лез?
– Э, не так все легко, Фрол, как на словах у тебя. «Конец»... Перебей мы вас тада, в землянке... Не знаю. Не знаю, кто из нас какие слова говорил бы счас.
– Четверо-то – двенадцать?! Ты что?
– Не знаю, не знаю. Одно знаю: вовремя меня Мишка угостил по затылку. Не знаю, куда бы качнулись эти ваши семьсот казаков. Выйди я тада из землянки цел-невредим – поднялась бы у кого рука на меня? А?
– Не знаю, – признался Фрол. – Как-то... не думал так.
– А я знаю. И ты знаешь: не поднялась бы. Опять хитришь. Все хитришь, Фрол... Ты все знаешь: они с вами, пока вы над имя. Убери-ка счас отсуда всю головку старшинскую... А? – Степан засмеялся. – Встал бы да и зыкнул, как бывало: братцы!.. – Степан и в самом деле налег на голос, крикнул. Казаки, все как один, враз оглянулись. Кто успел поставить ногу в стремя, оглянулся, стоя на одной ноге, кто седлал лошадь, оглянулся с седлом в руках... Корней Яковлев шел к коню, от возгласа Степана, нежданного, аж споткнулся. Резко оглянулся... Не по-старчески скоро пошел, побежал почти к Степану, невольно сунулся правой рукой к поясу. И никто ничего не сказал, все молчали. Смотрели на Степана...
– А-а, – сказал Степан. – А ты говоришь.
Фрол Минаев махнул рукой Корнею, чтоб не спешил к пленнику, что пленник дурачится. Корней, не поворачивая головы, глянул туда-сюда по сторонам – не видел ли кто, как он чуть не бегом кинулся к скованному по рукам и ногам человеку и даже за пистоль схватился – проверил – и, повернувшись, пошел опять к коню, медленно.
– Змей заполошный, – сказал негромко, себе под нос. – Ажник ноги подсеклись.
Степана истинно развеселила эта всполошка казаков.
– Вот, Фрол... говорят: не выливай помоев, заготовь сперва чистой воды. Правда. Всяко бывает... И так бывает: поехали пир пировать, а пришлось бы горевать.
– Да нет, тебе теперь уж не пировать, – тихо сказал Фрол.