– Ты здесь нужон. С богом, Фрол. Опробуй не привези скоморохов – опять в кусты побежишь, – Степан отвернулся.
Фрол пошел отбирать казаков с собой.
– Федор, поедешь к воронежцам не ране, чем придем в Царицын, – Степан помолчал: все ли сказал, что хотел, не забыл ли чего... Но видно было – другое уже целиком овладело им. – Сучий ублюдок!.. – вырвалось вдруг у него. Он вскочил. – Людей мучить?! Скорей!.. Фрол! Где он?..
Отряд Фрола был уже на конях.
– Фрол!.. Руби их там, в гробину их! – кричал атаман. – Кроши подряд!.. – его начало трясти. – Лизоблюды, твари поганые! Невинных-то людей?!
С ним бывало: жгучее чувство ненависти враз одолевало, на глазах закипали слезы; он выкрикивал бессвязные проклятия, рвал одежду. Не владея собой в такие минуты, сам боялся себя. Обычно сразу куда-нибудь уходил.
– Отворяй им жилы, Фрол, цеди кровь поганую!.. Сметай с земли! Это что за люди?! – Степан сорвал шапку, бросил, замотал головой, сник. Стоявшие рядом с ним молчали. – Кто породил такую гадость? Собаки!.. Руби, Фрол!.. Не давай жить... – негромко, с хрипом проговорил еще атаман и вовсе опустил голову, больше не мог даже говорить.
– Он уехал, батька, – сказал Иван Черноярец. – Счас там будут, не рви сердце.
Степан повернулся и скорым шагом пошел прочь.
Оставшиеся долго и тягостно молчали.
– А ведь это болесть у его, – вздохнул пожилой казак. – Вишь, всего выворачивает. Маленько ишо – и припадок шибанет. Моего кума – так же вот: как начнет подкидывать...
– Он после Ивана так, после брата, – сказал Стырь. – Раньше с им не было. А после Ивана ослабнул: шибко горевал. Болесть не болесть, а сердце надорванное...
– Никакая не болесть, – заспорили со стариками. – С горя так не бывает... Горе проходит.
– С чего же он так?
– Жалосливый.
– Ну, с жалости тоже не хворают. И мне жалко, да я же не реву.
– Да ты-то!.. С жалости-то как раз и хворают. У тебя одно сердце, а у другого... У другого – болит. У меня вон Микишка-то, сын-то, – вспомнил Стырь, – когда помер? – годов с двадцать. А я его все во сне вижу. Проснусь – аж в груде застынет от горя, как, скажи, вчерась его схоронил. Вот те и проходит – не проходит. А он брата-то вон как тоже любил... Да на глазах задавили – какое тут сердце надо иметь – камень? Он и надорвал его.
– А ты-то был в тем походе? Видал?
– Видал, – Стырь помолчал и еще раз сказал: – Видал. Не приведи Господи и видать такое: самых отборных, головку самую...
– А вы чего глядели?
– А чего ты сделаешь? Окружили со всех сторон – чего сделаешь? Рыпнись – перебили бы всех, и с концами.
– Дед, скажи, – заговорил про свою догадку один казак средних лет, – ты батьку лучше знаешь: ничего он не затевает... такого?..
– Какого? – вскинулся Стырь.
– Ну... на бояр, можеть, двинуть?.. К чему он, правда, силу-то копит? На кой она ему так-то?
– Это ты сам его спроси, он про такие дела со мной не советуется. Никуда он не собирается двигать... С чего ты взял?
– А силу-то копит...
– Сила завсегда нужна. Кому она мешала, сила?
– Ну, не такую же... Слыхал, по домам – за порукой только? Это уж – войско прямо.
Ларька Тимофеев, бывший тут, сощурил в усмешке девичьи глаза.
– Ну а доведись на бояр стрепенуться?.. – спросил он. – Как вы тада?
Вопрос несколько ошеломил казаков. Так прямо еще не спрашивали.
– На бояр?.. Дак это ж – и на царя?
– Ну – на царя... – синие глаза жестокого есаула так и светились насмешливым, опасным блеском. – Чем он хуже других?
– Да он-то не хуже... – трезво заговорил Стырь. – Нам бы не оплошать: у нас сила, а у его – втрое силы.
– Наша сила ишо не вся тут, – гнул свое Ларька. – Она вся на Дону. Туда нонче из Руси нашугало темные тыщи – голод там... Вот сила-то! А куда ее? Зря, что ль, ей пропадать? Оружьишко с нами...
– Нет, Лазарь, не дело говоришь, – Стырь решительно покачал головой. – Не дело, парень. Еслив уж силу девать некуда, вон – Азов на то... Чего же мы на своих-то попрем?
Глаза Ларькины утратили озорство и веселье... Он помолчал и сказал непонятно:
– Своих нашел... Братов нашел. Вон они, свои-то, чего вытворяют: невиновных людей огнем жгут, свои.
Все промолчали на это.
Иван с Федором нашли атамана в кустах тальника, у воды.
Степан лежал в траве лицом вниз. Долго лежал так. Сел... Рядом – Иван и Федор. Он не слышал, как они подошли.
Степан выглядел измученным, усталым.
– Принеси вина, Федор, – попросил негромко.
Федор ушел.
– Как перевернуло-то тебя!.. – сказал Иван, присаживаясь рядом. – Чего уж так? Так – сердце лопнет когда-нибудь, и все.