В шатре атамана сидел Стырь, вертел в руках письмо гетмана. Он не умел читать. Увидев атамана, поднялся навстречу ему с письмом.
– Слыхал, от Дорошенки... Как он там? К нам не склоняется?
Степан взял письмо, вчитался... Молча изодрал его, бросил на землю. Постоял, глядя вниз, вздохнул со стоном, горько и начал вдруг стегать плетью клочки письма. Стегал и скрипел зубами. Все молчали.
Степан отвел душу, прошел к лежаку, сел. Долго тоже молчал. Легкость враз ушла, точно опять в воду столкнули, в зеленую, вязкую, и он весь ухнул.
– Царем пужает Петро, – сказал он. – Ты хотел знать, Стырь, как там Петро Дорошенко?
– Я. Да всем охота...
– Вот, царем пужает. Зря, мол, поднялись – не надо... страшно, говорит. Не советует. Вот, знай, еслив охота.
– Напужал бабу... – заговорил было Стырь, но атаман сбил его, не дал говорить.
– Ой, храбрый какой!.. – он прищурил глаз на деда. – Гляньте-ка на него – царя не боится! А я вот боюсь! Что?
– Ничего. Надо было дома сидеть, раз боисся, – Стырь не хотел видеть, что Степан накипает мутью, не хотел показать, что его страшит гнев атамана, – иногда это помогало остановить грозу.
– Вон как! – воскликнул Степан. – Ну, ну?
– А как же? Кто боится, тот остался да дома посиживает. Фрол вон... не поперся же с нами, потому как рассудил: лучше ее дома дождаться, чем на стороне искать...
Степан уставился на Стыря.
Василий Ус впервые воочию наблюдал «хворь» атамана Разина – начало ее. Ему было интересно. Он слышал об этой странности Стеньки еще раньше.
– Боюсь! – рявкнул Степан. – Вот и говорю: боюсь! Какой ишо выискался!.. Еслив ты не боисся, так и все теперь не боись? И где ты вырос такой! Тебя никогда, что ли, не пужали маленького букой?
– Я б сам кого хошь напужал, – искренне сказал Стырь. – Страшненький был с малолетства, соплями исходил...
– Вот потому и спасенный ты человек от страха. А нас всех бабки глупые запужали с малых лет букой, мы и трясемся всю жизнь. И Петро вон пужает – гляди, мол! Сам, видно, тоже трясется... А царь – радешенек: боятся все! Сиди себе, побалтывай ножками. Ни заботушки... – Степан рывком вскочил с лежака, заходил туда-сюда по шатру. Широкое лицо его исказилось от боли и злости. – А чего?! Хэх!.. Дай вина, Иван! – почти крикнул. Остановился, ожидая, что будет – одолеет его злость или он одолеет ее. Он хотел одолеть, не хотел никуда убегать, кататься по земле... Он стиснул зубы и ждал. – Иван!.. – с мольбой проговорил он, не разжимая зубов. – За смертью посылать!.. Несут, что ль?
– Несут, несут.
Степан выпил при общем молчании... Сел опять на лежак. Дышал тяжело, смотрел вниз... Ждал. И все ждали. Похоже, он все-таки переломил себя – не будет по земле кататься. Он поднял голову, нашел глазами Матвея Иванова.
– Ты вот, Матвей, на царя зовешь... А ведь он крутенек, царь-то. Он вон в Коломенском лет пять назад сразу десять тыщ положил... москалей своих. Да потом ишо две тыщи колесовал и повесил. Малолеткам уши резал...
– Не всем, – встрял Матвей. – Поменьше которым – от двенадцати до четырнадцати годов – только по одному уху срезал. Зачем же напраслину возводишь?
– Ну, на то и милость царская! А ты на царя зовешь...
– Кого я на царя зову?! – воскликнул Матвей.
– Зове-ешь, не отпирайся. Нас с Родионычем подбиваешь. А война – дело худое, Матвей. Зачем же нас на грех толкаешь? Замордовали? Так царя попросить можно, а не ходить на него с войной. Тоже, додумался! Вот и пойдем просить. Скажем: бояре твои вконец замордовали мужика. Заступись. Хошь поглядеть, как мы просить будем?
– Как это? – не понял умный Матвей.
– А так. Я просить буду, а Стырь вон – царя из себя скорчит. Он умеет. Стырь!.. Валяй на престол, я скоро приду с Дона просить тебя. Всех собери – пускай все глядят.
Стырь, большой охотник до всякого лицедейства, понял все с полуслова. Вышел из шатра.
– Выпьем на дорожку! – распорядился Степан. – Пойдем царя-батюшку просить. Вольности Дону пойдем просить... какие раньше были.
– С мужика начали, а вольности – Дону пойдем просить, – вставил опять Матвей. – Как же так?
– А вы поглядите, поприкиньте сперва... Потом уж – охотка не пройдет – сами шлепайте. А мы будем просить, чтоб старши́ну нашу не покупал, она у нас вся продажная. Курва на курве сидит... Всем хорошо одеться! Все чтоб сияли, как бараньи лбы, – к царю идем! Эх и сходим же!..
Пошли одеваться в дорогие одежды. Противиться бесполезно. И опасно. Да и поглядеть интересно, как будут «просить царя». Черноярец скосоротился было, но промолчал, пошел тоже одеваться.