Выбрать главу

Стырь тем временем сооружал «престол». На этот раз он восседал на большой чумацкой арбе, устелив ее всю коврами и уставив кувшинами с вином. Весь лагерь собрался смотреть «прошение». Для «казаков с Дона» оставили неширокий проход; перед арбой – просторный круг.

Стырь, все приготовив, стал поглядывать в проход, проявляя суетливость и нетерпение.

– Казаков не видать?

– Нет пока.

– Чего они?.. Чухаются там! Пьют небось, кобели.

Но вот закричали:

– Казаки идут! Казаки идут!..

Стырь сел, скрестил по-татарски ноги. Подбоченился.

Разин шел впереди своей группы. Был он одет, как и все с ним «просители», – богато, глаза блестели жутковатым веселым блеском.

– С Дону? – вылетел первый с языком Стырь.

– Не прыгай! – велел Степан. – Он же – великий князь всея, всея... У его бабу патриарх благословил в мы́ленке, он и то важный остался. А ты прыгаешь, как блоха, – Разин положил свой пернач на землю. – Пришли мы к тебе, царь-батюшка, жалиться на бояр твоих, лиходеев! И просить тебя, оставь вольности Дону! Всегда так было! – Разин говорил громко – всем. – До тебя были вольности! А ты отбираешь!..

– Сиухи хоть? – спросил Стырь. – С дороги-то...

– Я воли прошу, а не сиухи!

– Какой тебе воли?! – вскинулся Стырь. – А хрен в зубы не надо? Воли он захотел!..

– Как же нам без воли?

– Какой тебе воли надо?

– Не вели мужиков имать да вертать с Дону опять поместникам...

– Хрен! – Стырь все торопился, все суетился и не хотел даже смотреть на казаков.

– Дай сказать-то! – обозлился Степан. – Да на меня гляди-то, на меня. Что ты, как коза брянская, все вверх смотришь? На меня!

– Ну.

– Не помыкай нами, еслив хлеб на Дон посылаешь...

– Так.

– Тюрем настроил, курва! Как чуть чего – так в тюрьму!

– Как ты сказал? Курва?

Степан упал на колени.

– Прости, князь великий! Вылетело...

– Срежу язык-то! Вылетело. Какие ишо жалобы на бояров?

– Пошто на одном месте пригвоздить хочешь мужика? – спросил Матвей Иванов. – Был хоть выход.

– Плетей! – велел Стырь, показав на Матвея.

«Приближенные царя» схватили Матвея и раза три всерьез жогнули плетью.

– Какие жалобы, казак? – повернулся Стырь опять к Степану. Степан все стоял перед ним на карачках, покорно ждал.

– Пошто – как войне быть на Дону или миру – мы не вольны сами решить? Мы хочем решать сами, как нам любо, а как нет.

Стырь молчал; он не знал, как огорошить с войной.

– Нас на войну шлешь!.. – закричал с колен Разин. – Сам затеваешь, а нас шлешь! Куда хочешь, туда и шлешь, мы не смей пикнуть! Мы не слуги тебе! Не стрельцы!.. Курва ты великая, а не князь великий! – Степан поднялся в рост.

– Плетей! – тоже заорал Стырь. И тоже вскочил.

«Приближенные» бросились к Разину...

– Стой! – остановил их Стырь. И полез с арбы. – Я прокачусь на ем. На Дону, говорят, жеребцы славные – опробую.

Степан смиренно опустился опять на четвереньки.

– Седло! – распоряжался Стырь. – А то я ишо свою царскую собью...

На Разина накинули седло. Он молчал. Стырь сел на него.

– Ну-ка, прокати царя!..

– Куда, великий? Куда, князь всея, всея?..

– За волей... Где она? Я сам не знаю...

Разин громко заржал и поскакал по кругу.

– Э-эх! – орал Стырь. – За волей казакам поехали! Их-ха!

Степан опять заржал, да громко, умело.

– Ну, как воля, казак? Узнал волю?

– Нет ишо, – Степан остановился. – Слазь.

– Я ишо хочу...

– Слазь!

Стырь слез.

Степан опять упал на колени.

– Спасибо, царь-государь, теперь узнали мы до конца твою волю. Спасибо! Спасибо! Спасибо! – Степан трижды стукнулся лбом об землю. – Теперь отпусти нас на Дон – погуляем мы за твою волюшку. Отпускай нас.

– Отпускаю. Меня возьмите с собой на Дон – я тоже погуляю с вами.

– Шиш! Гуляй, братцы! Царь показал, какая будет его воля! Запивай ее, чтоб с души не воротило!..

И загуляли нешуточно. Весь день «запивали волю цареву», усердствовали. Усердствовал и сам атаман. Пил, обнимал Семку Резаного, Матвея Иванова, плакал... Потом свалился и уснул.

– Ну, хоть так, – сказал Иван Черноярец. – Выспится хоть... Бери за руки, за ноги – унесем спать. Кончай гульбу! Федор, Ларька, кто там?.. Вали по рядам, бейте кувшины. Батька велел, мол!

Матвей Иванов, когда Степана раздели и уложили на лежак, остановился над ним, долго всматривался в бледное рябое лицо атамана.

– Вот вам и грозный атаман! Весь вышел. Эх, дите ты, дите... И нагневался, и наигрался, и напился – все сразу.

– Ты, на всякий случай, не лезь-ка ему под горячую руку, этому дитю, – посоветовал Иван. – А то она у его... скорая: глазом не успеешь моргнуть.