– Может, – согласился Матвей. И пошел из шатра. – Пойтить другого заступника поискать... Тоже где-нибудь землю бодает.
– Кого это? – спросил Черноярец.
– Василья Родионыча мово.
К Волге вышли глядя на ночь (в версте выше Царицына).
Начали спускать на воду струги и лодки. Удобное место спуска указал бежавший из Царицына посадский человек Степан Дружинкин. Он же советовал атаманам, Разину и Усу:
– Вы теперича так: один кто-нибудь рекой пусть сплывет, другой – конями, берегом... И потихоньку и окружите город-то. Утром они проснутся, голубки, а они окруженные, ххэх... – Дружинкин не мог скрыть радости, охватившей его. – Стены, вороты – они, конечно, крепкие. Да надолго ли! Кто их держать-то шибко будет?..
– Воеводой кто сидит? – спросил Степан. – Андрей?
– Тимофей Тургенев. На своих стрельцов, какие в городе, у его надежа плохая, он сверху других ждет. Да когда они будут-то! Они пока без признака...
– Много ждет?
– С тыщу, говорят. С Иваном Лопатиным идут. Надо бы, конечно, до их в городок-то войтить. Ах, славно было бы, Степан ты наш Тимофеич, надежа ты наша!.. Отметились бы мы тада!..
– Родионыч, поплывешь со стругами, – велел Степан. – Я с конными и с пешими. Шуму никакого не делай. Придешь, станешь, пошли мне сказать.
– Ладно, – сказал Ус. И пошел к месту, где сволакивали на воду струги. Все же тяготило его подначальное положение, не привык он так. Однако – терпел.
Когда стало совсем темно, двинулись без шума к Царицыну водой и сушей.
Утром, проснувшись, царицынцы действительно обнаружили, что они надежно окружены с суши и с воды.
Воевода Тимофей Тургенев и с ним человек десять стрельцов (голова и сотники, да прислуга, да племянник, да несколько человек жильцов) смотрели с городской деревянной стены, как располагается вдоль стен лагерь Разина.
– Сколь так на глаз? – спросил воевода у головы.
– Тыщ с семь, а то и боле.
Воевода вздохнул.
– Неделю не продержимся... Пропали наши головушки!
В городе гудел набат.
Степан, Ус, Федька Шелудяк, Сукнин, Черноярец, Ларька Тимофеев, Фрол Разин, Матвей Иванов – эти внизу тоже оценивали обстановку.
– Ну? – спросил Степан. – Какие думы, атаманы?
– Брать, – сказал Шелудяк, – чего на его любоваться-то.
– Брать?.. Брать-то брать, а как?
– Приступом! Навяжем лестниц, дождем ночки – и с Исусом Христом!..
– Исус что, мастак города брать? – спросил Ус.
– А как же! Он наверху – ему все видать, – отрезал занозистый Шелудяк.
– Хватит зубатиться, – оборвал Степан. – Родионыч, Иван, какие думы?
– Подождать пока, – сказал Иван Черноярец. – Надо как-нибудь в сговор с жильцами войтить.
– Умное слово, – поддержал Матвей Иванов. – Стены стенами, да ведь и их оборонять-то надобно. А есть ли у них там такая охота? Оборонять-то. А и есть, так...
Подъехал казак, доложил:
– Царицынцы, пятеро, желают Степана Тимофеича видать.
– Давай их.
Подошли пять человек посадских с Царицына.
– Как же вышли? – спросил Степан.
– А мы до вас ишо... Вчерась днем, вроде рыбачить уплыли, да и остались... Нас Стенька Дружинкин упредил. Поговорить к тебе пришли, атаман.
– Ну, давайте.
Стырь с оравой зубоскалов переругивался с царицынскими стрельцами. Те скучились на стене, подальше от начальных людей, с большим интересом разглядывали разинцев.
– Что, мясники, тоскливо небось торчать там? Хошь, загадку загадаю? – спросил Стырь. – Отгадаешь, будешь умница.
– Загадай, старый, загадай, – откликнулись со стены.
– Отгадаешь, свою судьбу узнаешь.
– То, дед, не загадка. Вот я тебе загадаю:
– Стрельца несут хоронить! – отгадал Стырь.
Казаки заржали.
Стырь разохотился:
– А вот – отгадай. Отгадаешь, узнаешь мою тайную про тебя думу.