«Так как теперь уже 7 февраля,— пишет Чехов Лаврову,— то пьеса не поспеет для февральской книжки. Сегодня я уезжаю в Ялту, откуда и вышлю ее, а ты пока вели выслать мне „действующих лиц", которых нет в корректуре и которых нет у меня» (XIX, 37).
15 февраля Чехов приехал в Ялту, а 22 февраля вышел номер «Русской мысли», где была напечатана пьеса.
Небрежность журнальной публикации обнаруживается с первой же страницы — уже в списке действующих лиц не были помещены имена, отчества, военные звания, не было указано, что Анфиса — «нянька, старуха 80 лет» и что Ферапонт — «сторож из земской управы, старик». По-видимому, в «Русскую мысль» был дан не авторский список действующих лиц, а театральный, репетиционный. Полный список был в ялтинской редакции; в беловую рукопись Чехов его не перенес, так как в нем не было исправлений. В самой же пьесе оказалось множество нарушений и искажений чеховского текста; наряду с мелкими пунктуационными были и значительные — пропуски фраз и целых реплик, искажения и пропуски слов и ремарок.
Были и такие нарушения текста, которые искажали смысл и порой даже уничтожали его. Например, в реплике Ольги в первом акте вместо: «Андрей был бы хорош»— напечатано: «был хорош», в реплике Тузенбаха вместо: «Пришло время, надвигается на всех нас громада» было напечатано: «Прошло время», в реплике Вершинина вместо: «с которой мы так миримся» — «там миримся» и т. п.
Всех отступлений от текста беловой рукописи в «Русской мысли» насчитывается около трехсот пятидесяти, из них в последующие издания перешло свыше ста.
Естественно, что Чехов был недоволен журнальной публикацией своей пьесы. 26 февраля он пишет Книппер: «„Русская мысль" напечатала „Трех сестер" без моей корректуры, и Лавров-редактор в свое оправдание говорит, что Немирович „исправил" пьесу...» (XIX, 42).
Что именно говорил Лавров в свое оправдание, неизвестно — он был в это время тоже в Ялте и поэтому письменных свидетельств не могло быть, но ссылка его на Немировича-Данченко имела некоторый резон. Ведь беловая рукопись, по которой можно было проверить текст, была в распоряжении Немировича-Данченко, и, конечно, Лавров мог получить пьесу только из Художественного театра или непосредственно от Немировича-Д анченко.
Недавно обнаруженное в ЦГАЛИ письмо Немировича-Данченко Лаврову от начала января 1901 г. подтверждает это: «Происходит какая-то путаница,— пишет Немирович. — Экземпляра „Трех сестер" у меня нет совсем. Теперь я заказал для „Русской) мысли". Дня через два будет готов. А тот, который Чехов хотел отдать тебе, он увез с собой. И я думал, что он сам вышлет вам. ...Так или иначе, дня через два экземпляр у тебя будет...» (ЦГАЛИ, ф. 640, on. 1, ед. хр. 141, л. 3).
Копия для «Русской мысли» снималась, по-видимому, с автографа, так как в журнальной публикации пьесы обращает на себя внимание одна ошибка, которая могла возникнуть только при копировании автографа. Вместо фразы Вершинина во втором акте: «Видите, мои волосы седеют» в «Русской мысли» напечатано: «Все, даже мои волосы седеют» — явная нелепость, которая не могла возникнуть даже по небрежности корректора. В рукописи слово «Видите» перенесено: «Ви-дите», причем, при копировании мелкого, «кружевного» почерка Чехова, первую часть слова можно было прочесть как «Все», вторую как «даже», а маленькую косую черточку переноса принять за запятую. Другое объяснение этой ошибки найти трудно, тем более, что в текстах, сохранившихся в театре, это место читалось так: «Я седой» (см. первую главу настоящей работы).
Не располагая наборным текстом «Трех сестер», мы не можем судить, насколько точно он был скопирован и чему следует приписать ошибки журнальной публикации — невнимательности переписчика или небрежности корректоров «Русской мысли». Последнее предположение кажется нам наиболее вероятным. Как видно из писем Чехова, оп неоднократно высказывал недовольство работой корректоров и вел с ними борьбу, в которой далеко не всегда оказывался победителем.
Так, в 1899 г. Чехов писал Ю. О. Грюнбергу, сотруднику А. Ф. Маркса: «Еще раз позвольте пожаловаться на изумительную медленность, с какою посылается мне корректура, на совершенное игнорирование моих писем и проч. и проч.» (XVIII, 231).
В 1900 г.— В. А. Поссе: «За опечатки я сердился не на вас, а на типографию... Надо бороться и с опечатками, и со шрифтом, и проч., и проч.; иначе мелкие назойливые промахи станут привычными... А бороться, по-моему, можно только одним способом: постоянно заявлять о замеченных ошибках» (XVIII, 337).