А из зеркала на него смотрел изящный молодой человек с красивым тонким носом, довольно высокий, очень стройный, худощавый.
И на этом новом теле был надет новый костюм. Престо посмотрел на старенький костюм, маленький костюм в клеточку, с короткими, почти детскими брюками. И этот костюм вдруг показался Престо жалким и трогательным. Как будто этот костюмчик остался от умершего подростка – сына или брата.
– Тонио Престо умер. Нет больше Тонио! – тихо сказал Престо.
Неожиданно ему стало жалко этого уродца, который знал нужду, не согретое лаской детство, жизнь на улице…
Тонио вспомнил, как он мальчиком в поисках хлеба оставил родные горы и отправился на восток. Но трудно было с его ростом получить постоянную работу. В одном городе он продавал газеты, в другом служил живой рекламой – в шутовском костюме носил плакат: «Покупайте ваксу „Солнце“!» Мальчишки издевались над ним и нередко били. Пришлось снова отправиться в путь. Наконец в одном городе ему посчастливилось попасть в бродячий цирк. Снова шутовской костюм, но здесь его не били. Он зазывал народ и имел успех у зевак. С этим цирком Престо посетил многие города и городишки Америки. В одном городе Калифорнии, где была киностудия, хозяину этого предприятия пришла мысль заснять бродячий цирк в картине по специально написанному сценарию. Цирк еще не успел уехать из города, как в кинотеатрах уже появился новый фильм. И Престо впервые увидел на экране самого себя. Его роль была невелика: как всегда, он только зазывал.
Престо был глубоко взволнован, увидев свое изображение на экране. Тонио Престо – тогда он был еще просто Том Джонсон – вырос в собственных глазах. Если его показали на экране, на том самом экране, на котором выступали все его любимые герои, то и он сам чего-нибудь да стоит! Его охватила довольно распространенная болезнь – непреодолимое желание сниматься в кино. Микроб этой болезни недостаточно изучен: играет ли тут роль простое тщеславие, или жажда быстрого обогащения, или же бессознательное желание победить время и смерть, законсервировав на пленке хоть несколько моментов своей жизни, – не известно, но сила болезни чрезвычайна.
Тонио явился к хозяину киностудии и предложил себя в качестве киноартиста. Тот только расхохотался. Тонио не успокоился. Он узнал о центре американской кинопромышленности, Голливуде, и, распростившись с цирком, отправился туда. Долго кинопредприниматели, режиссеры, операторы не хотели даже серьезно говорить с ним. Однако один умный оператор задумался и сказал директору:
– А почему бы из этого кретина не сделать второго Джекки Кугана? Этот по крайней мере не вырастет, как тот.
Несколько сот метров пленки в большом деле не составляют расчета. Директор согласился сделать пробу. Престо суетился и махал руками, как ветряная мельница. Режиссер безнадежно махал рукой: «Да он понятия не имеет об игре!», но оператор не сдавался.
Фильм имел у публики неожиданный для директора и режиссера эффект. И в судьбе Престо произошел волшебный поворот…
Престо старался вспомнить всю свою жизнь. Ему хотелось проверить, знает ли новый Престо все то, что пережил старый. Не нарушило ли физическое «перевоплощение» единства сознания? Нет, память его действует нормально. Престо-новый является преемником всего психического наследства Престо-старого. И все же в психике Престо произошли немалые изменения. Престо-новый стал спокойнее, положительнее. Он лучше владеет собой, не горячится, не мечется. И это тоже очень странно. В существе Престо как будто осталась только тоненькая ниточка, соединяющая его прошлое «я» с настоящим, – ниточка единства сознания. Порвись эта ниточка, и Престо-старый умер бы окончательно, а новый молодой человек «родился» бы на свет в возрасте двадцати семи лет. А что, если в самом деле эта ниточка порвется? Тонио забудет все, что было с ним до начала лечения. Кем же он тогда будет? Тонио потер свой лоб, отошел от зеркала и опять посмотрел на себя.
– Да, Тонио Престо потерял лицо…
Злоумышленник
«Чудо перевоплощения» свершилось. Зеркало отражало не безобразного урода, а красивого молодого человека, стройного, немного худощавого. И удивительней всего было то, что в новом Престо, с его безукоризненно правильными формами нормального человека, было нечто, заставлявшее вспомнить о старом Престо, то сходство, которое мы подмечаем в двух скульптурах, различных по форме, но принадлежащих резцу одного скульптора. Доктор Цорн осмотрел свое произведение с чувством художника, удовлетворенного своей работой.