— Кое-что обо мне. Если она узнает, я не продержусь тут и шестидесяти секунд. Нельзя рисковать. Позвоню Чесни, он уже доехал. Пусть ждет под окном в два часа ночи. Ты спи. Я к тебе постучусь. В чем дело? Ты не рад?
— Рад…
— То-то! Подумай, у тебя будет картина. Укрась ее розами. Или возами.
— Женевьева так говорила…
— Вполне понятно, — сказала Ванесса, — что ты по ней тоскуешь.
Глава двенадцатая
Будильник на столике нежно зазвонил, оповещая о том, что уже — два часа ночи, и Ванесса села в постели, протирая прекрасные глаза. Легла она рано, чтобы выспаться, голова у нее была свежая, она могла проверить свой план — проверить и одобрить. Ей удалось раздобыть и фонарик, и веревку, и большую фляжку, чтобы подбодрить вовремя коллегу. Когда они виделись в последний раз, она заметила, что он нервничает, а добрая фляжка — лучшее средство от нервов.
Накинув на пижаму пеньюар, который очень ей шел, она стала думать об Уилбуре, и сама удивилась, как при этом умиляется. Во времена недолгой помолвки он нравился ей, не больше, но сейчас, в замке, чувства ее изменились.
Конечно, с ним приятно иметь дело, он все понимает, говорит на том же языке. Кроме того, он туповат, это хорошо, умные мужчины ненадежны. Не хватает ему только одного — няньки. Кто за ним присмотрит? Неизвестно. Возьмет картину, уедет, женится на очередной лахудре, разведется. Да, невесело…
Решив, что матримониальные дела Уилбура Траута ее не касаются, она взяла фонарик, фляжку, веревку и вышла в темный коридор.
Уилбуру отвели комнату, в которой, если верить легенде, Эмсворт XV века разрубил жену топориком, как делали в то время, если не задавалась семейная жизнь. Несчастная, надо полагать, испугалась, увидев его, — но не больше, чем Уилбур, когда пришла Ванесса. Сам лорд Эмсворт, враг подносов и столиков, не произвел бы такого впечатления. Пролежав без сна несколько часов, Траут задремал, и стук в дверь точно совпал с тем моментом кошмара, когда взорвалась бомба.
Уилбур Траут очень боялся леди Констанс. Ее манера сразу поразила его. При всем своем опыте он не встречал таких женщин, и сейчас, услышав стук, испугался, что она придет в галерею, придет и скажет: «Какого черта?!», или что там говорят в этих случаях британские аристократы. Поэтому он очень обрадовался фляжке, а заодно — восхитился Ванессой, которая заботится обо всем.
— Какой халат, блеск! — беспечно воскликнул он.
— Собственно, это пеньюар, но спасибо на добром слове.
— У Женевьевы такой был.
Ванесса поджала губы, но голос ее не выдал, как отвратителен ей этот сюжет.
— А что, его больше нет? Расскажи мне о Женевьеве. Уилбур немного растерялся.
— Что рассказывать?
— Поройся в памяти.
— Красивая такая…
— Еще бы!
— Блондинка.
— И это верно.
— Говорить не любит.
— Сильная, молчаливая натура.
— А вот ругаться, это да.
— Она тебя ругала?
— Все время. Нет, иногда что-нибудь швыряла.
— Что именно?
— Что попадется.
— Возы?
— И выгоняла из дому. Помню, мы поспорили в ночном клубе, она побежала домой, все переломала, перебила — мебель, посуду, ну все. Прихожу, она говорит: «Видишь, сделала уборку». И замахнулась кочергой.
— Тут вы и развелись?
— Немного позже.
— Из-за чего?
— Она сказала — нечеловеческая жестокость.
— Бедная!
— Но вообще-то из-за этого, трубача.
— Ах, да, я забыла! И джаз поганый, верно?
— Я и сам удивлялся. Я думал, она разборчивая.
— Истинная леди?
— Вот именно.
— Зато теперь бьет кочергой его. Допил фляжку?
— Еще осталось.
— Оставь, пригодится. Пошли.
В свете фонарика галерея оказалась такой зловещей, что сострадательная Ванесса зажгла верхний свет — и зря. Ряды Эмсвортов смотрели из рам с немым упреком. Траут не слышал, как во внезапном вдохновенье герцог сравнил их с экспонатами, украшающими комнату ужасов, но согласился бы с этим мнением. Графы были ужасны, но графини их переплюнули. Все они, как одна, походили на леди Констанс.
— Дай-ка фляжечку, — пробормотал он.
Ванесса ему не отказала, но думала явно о другом. Графов и графинь она не боялась, а все-таки приутихла. Ей казалось, что тут что-то не так.
Говард Чесни совсем недавно ответил ей: «В два ноль-ноль? Заметано», — но шел третий час, а его под окном не было. Кролики были, что там — куницы и летучие мыши, и жучки, и белая сова, о которой говорил Галли, а вот Говарда — не было. Бидж сказал бы, что это очень хорошо; Ванесса бы не согласилась. Да, ей не нравился этот человек, но если его нет, что делать?
Когда часы над конюшней пробили три раза, она решила поделиться сомнениями с Траутом. Проигрывать она умела не хуже того мудреца, который советовал не плакать над пролившимся молоком. Что до Говарда Чесни, она понимала — только большая беда удержит его на пути к тысяче долларов. Страдала она из-за Траута.
— Знаешь, Уилли… — начала она — и не кончила, ибо он спал, вытянув длинные ноги, уронив на плечо голову.
Глядя на него, она удивилась, что так умиляется. Лучшие друзья не сказали бы, что спящий Уилбур ласкает глаз; но он трогал сердце. Ванессе казалось, что она могла бы вечно стоять и смотреть на него.
Однако сейчас это было опасно. Никто не вошел, но ведь мог и войти. С трудом отрезвев, она потянула за рыжую прядку.
— Уилли, вставай!
Он медленно вернулся к яви, ворча и похрюкивая.
— Э, что?
— Пора вставать.
— Что?
— Ну, проснись ты!
Он сел прямо и заморгал.
— Я заснул, да?
— И крепко.
— Удивительно! Что-что, а по ночам я чаще не сплю. Эй! — Он взглянул на картину. — Она еще тут? Который час?
— Четвертый.
— Где же Чесни? Наверное, что-то случилось.
Чутье не обмануло его. Говард Чесни лежал со сломанной ногой в маленькой больнице местечка Уибли-в-Долине, графство Вустершир, напоминая его жителям, что не стоит спать за рулем.
— Да, наверное, — согласилась Ванесса. — Что ж, ничего не вышло. Мне очень жаль.
Уилбур молчал, задумчиво глядя на картину. Потом обернулся.
— Что?
— Ничего.
— Ты что-то сказала?
— Я сказала, мне очень жаль.
— Почему?
— А тебе не жаль?
— Чего?
— Ты же очень хотел ее взять.
— Слушай, — сказал Уилбур. — я тебе кое-что скажу. На фиг она мне нужна!
— Что!
— И чего я колбасился? Я ее даром не возьму. С души воротит. Знаешь, что мне нужно?
— Нет. не знаю.
— Ты.
— Я?
— Да, ты. Это же надо, упустил тебя, женился, как заведенный! Одно слово, кретин. Непременно схожу к врачу. Ну, как ты?
Ванесса заметила, что графы и графини мгновенно похорошели. Они приятно улыбались, их тронула эта сцена. Даже третий граф, которого бы приняли как своего чикагские гангстеры, стал похож на добродушного дядю.
— Уилли! — чуть не задохнулась она. — Ты мне делаешь предложение?
— Конечно. А ты что думала?
— Ну, кто тебя знает. Согласна, согласна!
— Вот это разговор, — одобрил Траут, обнимая ее наметанной рукой.
— Согласна, Уилли, — продолжала она, — только помни, на что ты идешь.
— В каком смысле?
— Я тебя не отпущу. Это навсегда.
— И очень хорошо.
— Ты уверен?
— Еще как!
— Тогда обнимай, прошу. Вот так. А теперь, — прибавила она, — хорошо бы уснуть. Выехать надо пораньше, и сразу поженимся. Тут у них мировые судьи не женят, есть такие специальные конторы.
Глава тринадцатая
На следующее утро Галли лежал в гамаке, но без монокля. Он вынул его и закрыл глаза, чтобы легче было думать. Кошка, знавшая, где искать родственную душу, снова пришла к нему и громко мурлыкала у него на животе, но он так задумался, что не чесал ее за ухом.
«Пеликан» хорошо тренирует своих сынов — они умеют сохранять в треволнениях беспечность индейца, которого жарят на костре. Ванессе, подошедшей к гамаку, казалось, что Галли ничуть не взволнован.