Слово на чествовании И. А. Бунина
Сегодня мы празднуем событие, не зарубежное, а как бы российского мерила: в свете его проблескивает духовное величие России. Мы отвыкли радоваться. Раз в году мы празднуем «день русской культуры», и это нас утверждает в сознании, что мы не какие-то случайные пришельцы в мире, а носители и хранители духовного русского богатства. Но сегодня мы празднуем особенно знаменательное событие: не мы себя утверждаем, а наше духовное богатство признается миром. Этим событием обязаны мы нашему славному писателю Ивану Алексеевичу Бунину.
Комитетом при Шведской Академии Наук, впервые за 33 года, отмечен признанием – русский писатель И. А. Бунин. Это творческая его победа, во славу родной литературы, во имя русское. Это признание утверждается определенным актом, и об этом оповещается мир. Событие знаменательное. Признан миром русский писатель и этим признана и русская литература, ибо Бунин – от ее духа-плоти; и этим духовно признана и Россия, подлинная Россия, бессмертно запечатленная в ее литературе. Эта «бессмертность» – не вольное обращение со словом: воистину так и есть. Лет 18 тому назад И. А. Бунин написал глубокое по мысли, прекрасное по форме стихотворение:
Народ говорит: «все минется – одна правда останется». Письмена – вот эта правда. Эту нетленную Правду хранит литература наша, – хранит Россия. Россия не только была… она – есть, нетленная, живая – в «письменах». Все – тленно, но «Слову жизнь дана». Слово – звучит, живет, животворит, – слово великого искусства. Оно сильнее смерти: оно творит и воскрешает. И если бы уже не было России, – Слово ее создаст, духовно.
Наша великая литература, рожденная народом русским, породила нашего славного писателя, ныне нами приветствуемого, – И. А. Бунина. Он вышел из русских недр, он кровно-духовно связан с родимой землей и родимым небом, с природой русской, – с просторами, с полями, далями, с русским солнцем и вольным ветром, с снегами и бездорожьем, с курными избами и барскими усадьбами, с сухими и звонкими проселками, с солнечными дождями, с бурями, с яблочными садами, с ригами, с грозами… – со всей красотой и богатством родной земли. Все это – в нем, все это впитано им, остро и крепко взято, и влито в творчество – чудеснейшим инструментом, точным и мерным словом, – родною речью. Это слово вяжет его с духовными недрами народа, с родной литературой.
«Умейте же беречь…» Бунин сумел сберечь – и запечатлеть, нетленно. Вот, кто подлинно собиратели России, ее нетленного: наши писатели, и между ними – Бунин, признанный и в чужих пределах, за дар чудесный.
Через нашу литературу, рожденную Россией, через Россией рожденного Бунина, признается миром сама Россия, запечатленная в «письменах».
Давно гоголевская «птица-тройка» вынеслась за российские пределы, с чудесными колокольцами и бубенцами – величаво-великолепным звоном, с ямщиком-чудом Пушкиным, с дивными седоками – Лермонтовым, Гоголем, Достоевским, Тургеневым, Толстым, Лесковым, Гончаровым, Чеховым… Чуткие мира слышат этот глубокий звон… слышат и восхищаются. Но широкая мировая улица – не знала, не слыхала этого звона-пенья. Нужно было громко сказать о нем. Теперь и она услышит: русский писатель признан – и утвержден. Многие теперь услышат – «тройку». За рубеж вылетела она, – и дай же ей Бог звонить русскую славу миру!
Узнаете ли голос из метели, голос дивного ямщика?.. –
Ну, что ж… «Птица-тройка» найдет дорогу… метели знакомы ей. И будут звучать русские «письмена», пока будет жива истинная душа народа. А пока «тройка», вольная «птица-тройка»… крылатая, многоликая… звонко играет – мчится в вольных просторах мира…
Вот, знаменательное событие. Вот оно, наше торжество. Воскликнем же от полноты душевной:
Нашему Ивану Алексеевичу – слава.
Великой литературе нашей – слава.
И всему народу православному – слава.
(Россия и славянство. 1933. 1 дек. № 227. С. 2)
Русский лагерь в Капбретоне
Ко мне не раз обращались, а теперь, с приближением летних вакаций, особенно часто обращаются с запросами об условиях лагерной жизни русских национальных разведчиков в Капбретоне – в департ. Ланд. Эти обращения – ко мне – объясняются, очевидно, тем, что знают о моем многолетнем пребывании у океана, в Капбретоне. Отвечать подробно каждому для меня очень затруднительно, и я позволю себе ответить на запросы этой исчерпывающей заметкой о «русском лагере», при любезном содействии газеты.
Я хорошо знаю «русский лагерь» – национальных разведчиков – организацию полковника П. Н. Богдановича: знаю лет восемь, с первого его появления в капбретонских лесах, у океана. Теперь его знают тысячи французов Капбретона, Осегора, Сорса, Лабена, С. Венсэн де Тироса, Байоны и Биаррица, а у капбретонцев сложилась даже примета-поговорка: «приехал полковник Богданович, значит – сезон начался». Помню, как семь лет тому совершился «въезд в Капбретон» юной российской рати, крепкими голосами всполошившей мирную станцию лесного морского городка. Пытливо, как бы с сомнением и опаской, поглядывали капбретонцы на шумную ораву неизвестных, которые, выстроивши ряды, двинулись по зеленым улицам, под неизвестные капбретонцам звуки походной песни: «На солнце оружьем сверкая… проходил полк гусар-усачей».
Не прошло месяца и осторожность, и недоверие сменились полным признанием: русские разведчики завоевали капбретонцев. Разведчики, может быть, и не знают чувств населения, но нам, обывателям, сжившимся с городком, ясно видно, на каком счету у капбретонцев – разведчики: заговоришь о них и лица расползаются в улыбку; особенно, конечно, у торговцев.
Лагерь устроился (и по сию пору пребывает) на опушке сосновых лесов, – этих «брынских» лесов во Франции, тянущихся на сотни километров, – на дюнах океанического песка, у лесной реки, впадающей неподалеку в океан. Устроился, и разведчики, «эклерэры», стали мало-помалу своими для капбретонцев, от почтенного г. мэра, доктора Жюнка, добряка-гиганта, принявшего от разведчиков знак пятилетней дружбы, шелковую нашивку, до последнего капбретонского мальчишки, довольно верно насвистывающего чужую лихую песню – «Взвейся, соколы, орлами… полно горе горевать!» Связали себя русские разведчики с Капбретоном: на их юбилейном знаке, в память пятилетней лагерной стоянки на капбретонской земле, – значится капбретонский герб: синее поле океана и на нем – желтый угол, острием вверх, старинное примитивное изображение дюн-песков. Многие жители Капбретона выражали желание получить этот русско-французский знак – знак пятилетнего «союза».
Но каковы же условия жизни «русского лагеря»?
Условия эти превосходны, лучшего и желать нельзя. Воздух – морской, степной и лесной, – все вместе: такой воздух, что первое время аппетит, прямо, бешеный, а сон свинцовый. Что за чудеса! Масло, молоко, хлеб, кофе, – к чему мы давно привыкли во Франции, получают здесь необыкновенный вкус, сладость и аромат. Это подтвердит каждый, хотя несколько дней побывавший в Капбретоне. Такого воздуха нет нигде. Быть может это самовнушение. Вы как будто слегка пьянеете, как случается иногда в горах.