Читаешь о рабочем правительстве в Англии, – и вспоминается наша «смазка». Да, от победы английской рабочей партии не произошло разгрома.
«Пусть-ка Черчилль попробует обвинить… хотя бы самых крайних английских социалистов в том, что их власть – власть тьмы, где с народным учителем обращаются, как с вьючным скотом, а „высококвалифицированному“ профессору предпочитают даже не балерину, а дрессированного пуделя. Пусть!» («Дни», 25 апреля).
Но почему же нельзя Черчиллю попробовать – обвинить? А потому, что англичане толк в икре понимают: едят, а не размазывают. Они не крикнут: народы Великой Британии, отделяйтесь! И национального гимна петь не перестанут, и флага своего не растопчут, льва и единорога – не сорвут. Ибо они – англичане, и никогда не будут рабами, хотя бы во имя человечества! Знают они, что и они – человечество. Социалисты, а все-таки – англичане!
«Знаем, – продолжает статья, – социализм здесь (в российской „тьме“) ни при чем… Но… от прошлого в памяти у каждого осталось ядовитое воспоминание о соблазнительной близости Лениных и Зиновьевых к подлинному освободительному движению рабочих масс. Этот соблазн прошлого требует в настоящем от всех социалистов… совершенной ясности и точности их противобольшевистских позиций».
Статья знаменательная. Спрашивают еще взволнованно: где Россия? В статье Е. Кусковой – «Где Россия?» – слышится сожаление и… укор. Он затушеван, но он звучит. Но еще ясней слышится боль – в статье – «600» («Дни», 24 апр.). Тут горечь неприукрытая. Горечь… «потому, что еще раз убеждаемся (из речи Макдональда), как духовно и душевно далеко отошли от России даже лучшие, наиболее человечные и свободные от национального эгоизма, представители Запада». Социалист Макдональд признал Политбюро законной властью России «…только потому, что это признание, по его мнению, будет содействовать национально-экономическим интересам Англии… …Мы не отрицаем национально-государственных мотивов, вполне, быть может, оправдывающих политику Макдональда с английской точки зрения. И мы не можем требовать, чтобы англичанин, хотя бы и социалист, защищал интересы русского народа лучше, чем он сам это умеет сделать. Но… глубокое безразличие английского народа к Голгофе русской; безразличие, заставляющее Макдональда публично сомкнуть уста перед всем ужасом русского террора, наполняет наши сердца великою печалью» («Дни», 24 апреля).
Знаменательные слова. Воистину, глаза начинают открываться. Верно: не можем требовать… ибо любить свой народ, болеть о своем народе, пока борьба не ушла из мира, – естественное чувство. Это только наши социалисты-идеалисты горели прекрасными чувствами к человечеству и шли безотказно на самоопределение племен России, как бы, экономически и политически, ни било это по русскому народу, как бы ни заколачивало его в гроб.
Да не обвинят меня в разжигании разногласий: я отрезвление подчеркнуть хочу и горячо приветствую эти побеги-прутики, которые могут пойти на «веник». Мне понятна горечь статьи «600» (крестьян, расстрелянных на Амуре). Но какую же операцию должна была произвести жизнь над сердцем и глазами, чтобы затрепетало от боли сердце, и глаза увидели самое дорогое – растерзанным!
«Но больнее макдональдова молчания нам слова Вандервельде»… – который обещает признать советскую власть правительством России и одновременно – независимость Грузии! Грузию признает, а вот Россию – не желает. Крестьяне и рабочие не признают, восстают, их расстреливают, а Вандервельде – признает. Социалист, а как до России – свою признает свободу!
Да что же все это значит? Статья открывает глаза и нам.
«Впрочем, если голос амурского или тамбовского крестьянина не доходит до слуха европейского рабочего так явственно, как тому надлежало бы быть, то в этом вина тех, кто взял на себя обязанность и тяжкий долг официально защищать интересы российских рабочих и крестьян перед рабочим и социалистическим общественным мнением Европы. Их голоса не слышно там, где нужно, и так, как нужно».
Не доходит до слуха?! До вандервельдова-то уха не доходит?! Не может быть. В одно ухо входит, а в другое выходит, – да! И «мнение»-то у Вандервельде в руках. Так – почему же? Просто: так Вандервельде – выгодно. Как и всем. В целях ли «опыта», в видах ли национально-экономических.
Я вчитываюсь в чувства – и вижу, как зарождается в космополитических русских рядах – национальное. Поздно, правда, но лучше поздно, чем никогда. И мы выучиваемся понимать «икру». А если и тут не научимся, научит нас сам народ, которому и на «смазку» не предлагают. Когда западные социалисты так легкодушно бьют в обе щеки крестьян и рабочих русских, – оставим интеллигенцию и буржуазию, – не признавая русского и признавая грузинское; когда на глазах живьем закапывают народ («600»), русские социалисты начинают говорить с достоинством, с чувством ответственности перед единственным, без чего быть нельзя, перед кровным, национальным!
Но почему же – грузинское признают, а русское ни во что не ставят на Западе?! Причин много: тут и корысть, и привычка считать Россию – общечеловеческим матерьяльцем. Тут и – психофизиология. «Проторенные», объезженные пути бывают не на русских дорогах только, когда сани сами сворачивают в ухаб: бывают и на европейских путях – привычные чувства и автоматические мысли. Наше космополитическое служение, наши безнациональные повадки, наши удивительные дела-слова, подвалы слов, насоривших порядком и в Европе, – сумели проложить в мозгах Запада «проторенные пути». Там отлагалось: им (нам) ненужна Россия; они кричали – «без аннексий и контрибуций!», «самоопределение народностей!», «приходите и володейте!»; пришли немцы – не бились, все всем пораздавали, со всеми лобызались; они – бессеребрянники, бесправники, бесгосударственники, на конгрессах, удавленные, они хрипели – «форпосты завоеваний пролетариата…» И потом – они имеют таких официальных представителей, что «их голоса не слышно там, где нужно и так как нужно»!
На Западе хорошо известны спустярукавство, рознь при однофронтовье, конец Колчака, «корниловское дело», когда сама судьба протягивала России руку человека казацкой крови, русского демократа, хотя бы даже – диктатора! Начетчикам идеологий куда важней «ортодоксия», чем сам народ.
Кажется, можно было бы убедиться, что «форма» недорога народу. Не пошел народ защищать республику. Ему, младенцу, важно было схватить, пусть – чужое. Он подрастал, но его сбили с роста, подшибли ноги, отшибли память и отемнили душу. И хоть теперь открываются глаза, и сердце томится болью, – все еще взглядывают на небо. Все еще держатся за «формы». Отсюда – нетерпимость, язвительные статьи, слова… Не затрудняются ставить на одну доску с… «кремлем» – писателей, говорящих сердцем и опытом духовным. Пишут о «крепкой спайке взаимного притяжения», о «порядке, который обеспечивал бы центростремительные, а не центробежные навыки населения»… Да, нужна «спайка». Но нужно сознать себя, прежде всего, не социалистами, республиканцами или монархистами, а – русскими!
Когда я говорил о «Душе Родины» и о «Путях мертвых и живых», я исходил не из политики и честолюбия: я шел от чуемой мною души народной. Народ я знаю. Дух слова-мысли его я знаю. Думы его я знаю. Революции я не делал, но я не порвал с народом. Как и большинство, я много перестрадал. Я ездил в далекую Сибирь за политическими каторжанами, и видел многое, – и понял, что именно таким и представлял я себе народ. Мне приходилось и говорить перед толпами, и с первых же дней я знал, что будет страшное: знал я народ, знал и деятелей, какими они будут. Отношение народа к большевизму мною давно показано: Е. Кускова, быть может, вспомнит и мою сказочку – «Панкрат и Мутный», – в ее газете, декабрь 17 года. Ей же я говорил в редакции: «Идет ужас… но на мужика нарежутся!» Она, как будто, и соглашалась… Нарезались, но не вплотную. Нарезались бы вплотную, если бы не «спутанность идеологий» у очень многих. Вплотную – впереди будет, и – неизбежно. Глаза открываются – у всех.
И вот, вглядываясь в народ отсюда, я говорю: не формы нужны народу! В народе, как бы он ни был дик, здоровое есть зерно, есть в нем – национальное, чувство спайки – и на своем, – есть и есть! Он хочет – и будет жить. Не «форма» ему нужна, а жизнь. «Форма» по жизни будет.