Учитывая чрезвычайно трудные цензурные препятствия, Пушкин усилил в статье критическую часть, обострил свои разногласия с Радищевым, а во многих местах и просто изложил официальную точку зрения на Радищева. Для Пушкина главной целью было снять запрет с имени Радищева и добиться права писать о нем. Еще в 1823 году он писал Бестужеву: «Как можно в статье о русской словесности забыть Радищева? кого же мы будем помнить? это умолчание не простительно…» Однако и в такой форме статья Пушкина не была разрешена. Уваров дал следующее заключение: «Статья сама по себе недурна и с некоторыми изменениями могла бы быть пропущена. Между тем, нахожу неудобным и совершенно излишним возобновлять память о писателе и о книге, совершенно забытых и достойных забвения».
Пушкин воспользовался в статье биографическими данными, находящимися в «Житии Ф. В. Ушакова», и некоторыми мемуарными сведениями. Об этом свидетельствует следующая черновая запись:
«Козодавлев, Ушаков и Радищев из пажей, Насакин, Наумов из гвардии сержантов посланы Екатериною в чужие края. Ушаков умирает рано. Козодавлев и Радищев входят протоколистами в сенат. Насакин – игрок и пьяница. Наумов умирает молодым, Гр. Воронцов покровительствует Радищеву по службе.
Дмитриев у Державина слышит от Козодавлева об Путешествии.
Державин доносит о Путешествии Зубову».
(1) «…один на чреде заметной обнаружил совершенное бессилие…» О. П. Козодавлев (1754–1819), с 1810 по 1819 министр внутренних дел.
(2) «…переписка с одним из тогдашних вельмож…» С гр. А. Р. Воронцовым (1741–1805). Воронцов был начальником Радищева по службе в коммерц-коллегии и оказывал ему покровительство.
(3) Граф Завадовский – гр. П. В. Завадовский (1738–1812), министр народного просвещения, председатель комиссии составления законов.
(4) «Алеша Попович» – поэма сына Радищева, ошибочно приписанная Пушкиным самому Радищеву.
(5) «…вот что мы видим в Радищеве». В рукописи далее зачеркнуто: «Отымите у него честность, в остатке будет Полевой».
(6) Главу «Клин» Пушкин, вероятно, избрал из соображений цензурной осторожности. Эта глава (без имени Радищева) была уже напечатана в «Северном вестнике» 1805 г., ч. V, январь («Отрывок из бумаг одного россиянина»).
Российская Академия*
Напечатано в «Современнике», 1836 г., кн. II, без подписи. Отчет написан на основании отдельно изданной брошюры «Заседание, бывшее в Российской Академии 18 января 1836 г.». Сохранился автограф.
(1) «Карамзин справедливо удивляется…» Приведенная цитата взята из речи Карамзина, произнесенной в Российской Академии 5 декабря 1818 г. по случаю его избрания в члены Академии.
(2) «Словарь обветшал, пока еще над ним трудились». Цитата из предисловия Вильмена к Словарю Французской академии 1835 г.
(3) «…мысли о древней и новой России…» Неопубликованная еще в то время записка Карамзина «О древней и новой России», 1810 г. См. «Примечание к записке „О древней и новой России“».
Французская Академия*
Напечатано в «Современнике», 1836 г., кн. II, без подписи. Речи Скриба и Вильмена переведены из отдельной брошюры, пересланной Пушкину А. И. Тургеневым из Парижа в конце февраля 1836 г. Заседание, на котором произнесены эти речи, состоялось 28 января. В переводе опущен конец речи Скриба, посвященный «свободе песни».
(1) «Наш боец чернокудрявый…» Стихи Н. М. Языкова из его послания Д. В. Давыдову, напечатанного в «Московском наблюдателе», 1835 г., кн. III. Пушкин цитировал по памяти (у Языкова: «Ты боец чернокудрявый»).
(2) «J. Janin в своем фельетоне осмеял того и другого». В газете «Journal des Débats» от 3 февраля 1836 г., в фельетоне «Скриб и его вступительный водевиль».
(3) Сноска со ссылкой на мемуары Ласказа о пребывании Наполеона на острове Св. Елены сделана Пушкиным.
Предисловие к запискам Дуровой*
Напечатано в «Современнике», 1836 г., кн. II, без подписи, в качестве издательского предисловия к «Запискам». Эпиграф – из IV книги «Метаморфоз» Овидия (стих 820).
«История поэзии» Шевырева*
Написано в начале 1836 г., опубликовано в 1884 г. «История поэзии» Шевырева вышла в свет в конце декабря 1835 г. В заметке Пушкин излагает содержание первой главы книги.
Мнение Лобанова о духе словесности*