...Ce perfide amant dont j’évitais l'empire,
Que vous avez instruit dans l’art de me séduire,
Qui trompa ma raison par des accents si doux,
Je le hais encor plus que vous! [8]
Но вначале она испытывает только блаженное смятение. Правда, она в то же время чует и опасность; бессознательно, инстинктивно, она содрогается перед искушением, она пытается бежать. В небе, полном счастья, дальними зарницами сверкает мрачное предчувствие: «Je Tai prévu, j’ai voulu fuir»[9]. Но ее ясная воля уже не хочет возврата. Правда, она ищет спасения возле своих сестер и поверяет свой страх песням и поэзии, которая впервые в ней расцветает под этим зноем чувств; но судьба уже неотвратима, она обречена:
J’étais à toi peut-être avant de t’avoir vu.
Ma vie, en se formant, fut promise à la tienne;
Ton nom m’en avertit par un trouble imprévu,
Ton âmе s`y cachait pour éveiller la mienne.
Je l'entendis un jour, et je perdis la voix;
Je l'écoutai longtemps, j’oubliai de rèpondre:
Mon étre avec le tien venait de se confondre;
Je crus qu’on m’appelait pour la première fois[10].
Все настойчивее становятся его домогательства. Он беседует с ней в присутствии Делии, она не решается ему отвечать. Она бежит из этого дома (по ее стихам мы можем шаг за шагом проследить всю сцену), чтобы укрыться от него, вернее, от самой себя, от собственного желания:
Je fuyais tes regards, je cherchais ma raison...
Je voulais, mais en vain, par un effort supreme,
En me sauvant de toi, me sauver de moi-même[11].
Он выходит следом за ней. Они в первый раз одни, она — испуганная, робкая, с бьющимся сердцем, он — рассудительный и расчетливый. С неподражаемой ловкостью касается он той струны ее сердца, которая одна пока еще звучала, — страдания. Он знает, что ее доброта сильнее всякого влечения, и полагается скорее на ее сочувствие, чем на свои страстные мольбы. Он представляется печальным, меланхоличным, изображает мировую скорбь и разочарованность, и она, многострадальная, забывает страх, потому что видит его страдающим и знает, что значит страдание. Утешить его становится для нее долгом. Она перестает его избегать, и главы ее романа быстро следуют одна за другой. Они уславливаются о свидании. Все ее существо стремится ему навстречу, тщетно берет она книгу, чтобы обмануть нетерпение; ее сердце говорит громче и заглушает все слова:
...Ah! ne sais-je plus lire?
Tous les mots confondus disent ensemble: «II vient!»[12]
Она не может больше читать, она не может больше жить, она не может больше дышать, она не может больше спать. Но все эти муки она любит ради него, она любит эту бессонницу, проникнутую думами, думами о нем:
Je ne veux pas dormir. О mа сhèrе insomnie!
Quel sommeil aurait ta douceur?[13]
И когда он приближается, она уже не в силах бежать, его близость магнетически удерживает ее:
Hèlas! je ne sais plus m’enfuir comme autrefois![14]
Ей уже ясно, что она всецело в его власти и что ее чувства охвачены той великой бурей, которую иной раз, на сцене, она видела неистовствующей в чужой судьбе. Ее страх давно уже не похож на сопротивление, это всего лишь страх перед новым, страх перед счастьем. Она с ужасом сознает, что его воля над ней всесильна и что уже не она еще сопротивляется концу. Он может взять ее, когда хочет, она это чувствует, она это знает. И ее возглас:
Ма soeur, je n’avais plus d’appui que sa vertu[15], — выражает всю ее судьбу.
Он больше не колеблется. Мгновение — и менее опытный понял бы это — настало. Он неотступен и страстен. Ее слезы останавливают его, еще на одну короткую, последнюю секунду, но его мягкий голос, этот голос, очарованию которого она всегда вновь и вновь покорялась, разнимает ей руки, и она чувствует, как ее душа отлетает в первом поцелуе:
J’ai senti fuir mon âme effrayée et tremblante;
Ma soeur, elle est encor sur sa bouche brûlante! [16]
8
Этот вероломный любовник, чьей власти я бежала, которого вы наставили в искусстве меня соблазнить, который обманул мой разум своим нежным голосом, ненавистен мне еще больше, чем вы (фр.).
13
Мне не хочется спать. О, моя милая бессонница! Какой сон был бы так сладостен, как ты? (фр.)
16
Я чувствовала, как отлетает моя испуганная и трепещущая душа. Сестра, она доныне на его пламенных устах! (фр.)