Сегодня березовая свадьба – девишник: ветер поднял золотую пыльцу, и роща стала как в тумане. Я опустил свои вожжи, и мой конь пришел в общество гуляющих во главе с испанцем N.
Помню, на этом самом месте, где мы сидели, лежали и пели в девишнике березовом, я спрятался весной от группы отдыхающих в куст можжевельника в паническом страхе за свое одиночество в лесу.
Теперь же, когда я сам вошел к ним, мне стало так спокойно, так светло и просто на душе, что я стал сам своим хриплым голосом подпевать испанцу и любоваться пучком фиалок в волосах нашей художницы.
Испанец тренькал голосом, подделываясь под гитару, и ни он сам и никто из нас не думал о его трагическом вопросе: почему он, – революционер, перенесший пытки от врагов, с подгоном щепок под ногти, потерявший семью, – не может поехать к себе на родину, в Испанию.
Мы шли в полнейшем равновесии душевных сил человека и обнимали собою природу, и природа ответно обнимала нас. Вечером тоже я присоединился к игре моих врагов, так долго не дававших мне работать, стал играть с ними в детские игры, и враги мои превратились в друзей. И еще мы играли в короли, и милые женщины называли меня «дядей Мишей».
После, ночью, мне вспомнилась вся моя жизнь в борьбе одинокого человека с обществом за свою личность, с последующим признанием: признают тебя – и ты чувствуешь себя победителем. Так и теперь: раз я мог сегодня в майский день подпевать гуляющим – это моя победа, а когда в ужасе притаился от них в кусту можжевельника – это была моя борьба за себя.
Отдыхающие медленно, как сонные, бродят по зеленеющему лесу, и я слышал сегодня – один сказал другому: «Наконец-то, кажется, я начинаю приходить в себя».
Мне хотелось спросить его: «А где же ты был до сих пор?» И, подумав, ответил за него: «Я был до сих пор в распоряжении чужой воли».
Так, наверное, потому мы и радуемся, попадая в природу, что тут мы приходим в себя.
Сидел я в кресле, глубоко погруженный в свои мысли, и вдруг вижу, наискось через свое окно, кухню. Стоит в белом повар над кастрюлей, чикает ножом по яйцу, подносит его, нюхает, выливает в кастрюлю. И третье точно так быстро от носа к кастрюле, и четвертое, и пятое.
Вдруг, понюхав какое-то, чуть не двадцатое яйцо, он останавливается, наверное, лить яйцо или не лить, как Гамлет думает: быть или не быть? Понюхав еще третий раз, он решает: быть!
И тухлое яйцо выливает в кастрюлю.
Старушка одинокая, домик разваливается, некому помочь, великий безучастный мир, и одна-единственная старушка, никому не нужная, годами за семьдесят. Приходит старик, ему тоже за семьдесят, и никого родных.
Уговорили их жить вместе. Все повеселели, радость пришла: человек с человеком встретились.
Утром бабушка сидит злая на ступеньках: «Прощелыгой оказался, я его выгнала. С чем пришел! Мне за семьдесят, к смерти готовлюсь каждый день, а он с чем пришел! Не стерпело сердце – выгнала, пакостный старик, и опять одна».
Фокус рассказа: 1) Радость встречи человека в пустыне. 2) Неловкий шаг. 3) Чувство ада: ее вечность в том, чтобы сидеть на месте в ожидании, пока избушка завалится. Его вечность – в движении, в ожидании встречи.
Вчера ходили в Марьино, где живет эта бабушка Марфа Никитична, прогнавшая старика. Старуха в семьдесят два года вся оживает, когда гордо рассказывает, как она его прогнала.
– Вдохновение, – сказала Елена.
– Никакого вдохновения нет, – сказала Лариса. – Есть только труд и труд. А вы как думаете, Михаил Михайлович?
– Я думаю о чудесном саде, какой мне достался от матери без всякого моего личного труда. После я пробовал делать сады, но они даже в малой степени не дали мне той радости, какую мне дал сад матери, полученный мною без труда.
Есть ли вдохновение, я не знаю, но есть целый мир как великое данное, получаемое мной без труда. Мой личный труд есть только средство добиться права на обладание этим наследством: одному это легче дается, другому труднее. Есть, наверное, счастливцы, вроде Моцарта, кому это право дается одним вдохновением, другой, как осел, идет в гору с тяжестью и до снежной вершины никогда не дойдет.
Лариса развернула новый большой холст…
– Идешь к свободе, – сказала Лариса, – а попадешь в неволю, куда большую, чем раньше было.
– Знаю, – ответил я, – но ведь так все: девушка выйдет замуж и начинает рожать детей – неволя какая! А выходит все-таки лучше, если бы осталась вековухой. Вот и я когда-то взялся за перо, – думал попасть в «край непуганых птиц», а попал в тиски писателя, и все-таки рожаю и торжествую, рожая.