Слышна отдаленная ружейная перестрелка, крики. Потом так же далеко труба играет отбой.
На барабане сидит лекарь, знакомый нам по Тифлису. Он спокойно курит трубку и сплевывает. Солдаты вводят нескольких пленных горцев. Горцы – угрюмые и бесстрастные – садятся на землю и сидят неподвижно, поджав ноги, ни на кого не глядя.
Голос Лермонтова. Несите его к лекарю! Живо!
Солдаты вносят на шинели раненого. Он весь в земле. Лекарь подымает шинель и смотрит на раненого, потом снимает сюртук и засучивает рукава.
Лекарь. Эх ты, Иван-мученик! Как же это они так тебя поддели, азиаты?
Раненый (едва слышно). Не могу знать, ваше благородие…
Лекарь. Ну уж молчи, молчи. Я тебя долго мучить не буду.
Входит Лермонтов. Он в расстегнутой рубахе, с хлыстом в руке. Горцы, увидев Лермонтова, начинают взволнованно гортанно говорить друг с другом.
Лермонтов (лекарю). Ну что?
Лекарь (возится с раненым). Слышите, как чеченцы взбудоражились? Все из-за вас. Говорят, заколдованный, – ни пуля, ни шашка его не берут.
Лермонтов (нетерпеливо). Да я не о том. Как он? (Показывает глазами на раненого.)
Лекарь. Что как? Сами видите. Да нешто этот Иван-мученик из вашего отряда?
Лермонтов. Нет. Незнакомый.
Лекарь. Так чего же вы беспокоитесь? Что солдату написано на роду от царя и от бога, то и сбудется.
Солдат (стонет). Мне бы водицы испить…
Лермонтов становится на колени перед солдатом, достает флягу и, придерживая голову раненого, дает ему напиться.
Лермонтов. Так это ты, братец? Я тебя сразу узнал.
Раненый. Да и я вас сразу признал, ваше благородие. Караулил я вас в Петербурге. Нехорошо поступаете, ваше благородие.
Лермонтов (растерянно). Что нехорошо?
Раненый. Пули ищете. Я вас в бою приметил, Грех на себя берете, ваше благородие.
Лермонтов. Да нет, что ты. Я смерти не ищу. Что ты, братец.
Раненый. Ну, глядите. (Улыбается.) А вы, ваше благородие, тогда правильно угадали, – я пензенский, (Стонет.)
Входит генерал, с ним адъютант.
Генерал. Поручик Лермонтов!
Лермонтов встает, подходит к генералу, вытягивается.
Вы, голубчик, прямо безобразничаете. Пошли на штурм завала и даже шашки из ножен не вынули. Так с одним хлыстом и штурмовали. Война есть война, поручик.
Лермонтов. Виноват, ваше превосходительство. Генерал (адъютанту). Распорядитесь привести мне коня.
Адъютант уходит.
(Говорит тихо Лермонтову.) Что мне с вами делать, милый вы мой? Кому это вы стали поперек горла в Петербурге? (Сердито говорит, почти кричит.) Не велят вас ни беречь, ни награждать. Не велят! В отпуске в Петербург вам отказано. Довожу об этом до вашего сведения. Вы слышите?
Лермонтов. Так точно, слышу, ваше превосходительство.
Генерал (тихо). Подайте рапорт о болезни, и я вас отпущу на месяц в Пятигорск. Там, кстати, собрались ваши друзья.
Лермонтов. Благодарю, ваше превосходительство. Разрешите идти?
Генерал. Да куда вы все торопитесь, поручик?
Лермонтов. Здесь умирает мой солдат, ваше превосходительство.
Генерал. А-а, ну идите, голубчик, идите. (Уходит.)
Лермонтов снова подходит к раненому. Раненый лежит неподвижно.
Лекарь (вытирает руки и надевает сюртук). Царствие небесное, вечный покой. Отмучился, бедняга.
Лермонтов закрывает солдата шинелью и снимает фуражку. Он, видимо, потрясен. Старый горец-пленный берет горсть земли и бросает на шинель, которой укрыт раненый. Лермонтов оглядывается. Горец печально улыбается Лермонтову. Лермонтов так же печально улыбается ему в ответ и похлопывает горца по плечу.
Из-за каждого рядового горевать, Михаил Юрьевич, так этак и души не хватит.
Лермонтов (не глядя на лекаря). Да я и не горюю…
Лекарь. Эх, душа моя, в бою вы всегда молодцом, а сейчас сдали. Хотите рому?
Лермонтов отрицательно качает головой, быстро поворачивается и выходит.
Занавес
Действие четвертое
Дощатый ресторан в Пятигорске. За открытыми окнами видны горы, зелень садов. Доносится отдаленная музыка.