Людмила. С ума сойти…
Абрам. Это будет такая жизнь, такая жизнь!
Людмила. А, все равно. (Бросается ему в объятия.) Счастье мое!
Поцелуй.
Идем…
Абрам. Идем!
Людмила. Солнышко! (Берет его об руку.) Дорогой супруг! И тебе ни капельки не жаль Тоню?
Абрам. Стой! В самом деле, Тоньку я не учел… Хорошенькое дело: приходит Тонька сегодня после бюро ячейки домой, усталая, и вдруг замечает, что ее муж уже не ее муж, а чужой муж. Это этично или не этично?
Людмила. Идем, котик, идем…
Абрам. А Тоня?
Людмила. Что Тоня?
Абрам. Не вынесет.
Людмила. Любит?
Абрам. Ого! Прямо обожает.
Людмила. Все равно. Одно из двух: или я, или Тоня. Надевай куртку, а то загс закроют. Будь же сознательным товарищем, ну!
Абрам. Сегодня записался… Завтра расписался… Послезавтра опять записался. Что подумают ребята из райкома? Что скажет товарищ Флавий?
Людмила. Ф… ла… вий… (Тихо рыдает.) Не этично?
Абрам. Определенно.
Людмила (рыдая). Солнышко мое… Или… может быть… эт-тич-но?
Абрам. Безусловно. Принципиально неправильно заниматься построением личного семейного счастья на базе семейного несчастья других товарищей.
Людмила. Значит… нам… нельзя.
Абрам. Нельзя.
Людмила. А я думала… А я… Абрамчик… А я… так… (Рыдает.)
Абрам. Людмилочка… Я тоже… Ты видишь, я взял себя в руки. Возьми тоже себя в руки. Будь мужчиной.
Людмила. Значит, прощай, Абрам!
Абрам. Прощай, Людмила!
Людмила. Хорошо… Тогда я знаю… (Порывисто.) Прощай, котик.
Объятия сквозь слезы.
Скажи… своей кошечке «аму»…
Абрам. Аму! (Почти рыдает.)
Расходятся.
Людмила. Абрамчик!
Абрам. Да.
Людмила. Прощай, прощай!
Объятия.
Абрам. Прощай!
Объятия. Расходятся.
До чего ж это выходит не этично, когда все этично!
Разошлись по своим половинам. Абрам в печали углубляется в книгу, правая часть занавеса задергивается.
Людмила (одна на своей половине). Хорошо… Тогда я знаю… Не могу я больше… (Решительно начинает собирать свои вещи. Вдруг в изнеможении садится на пол и роняет голову на узел.) Не могу… я… Не могу…
Грохот велосипеда. Входит решительно Вася.
Вася. А ну его к черту с этим проклятым велосипедом! Тоже мне семейное счастье, чтоб оно пропало! Вот. Все слова из головы высыпались… Людмила… Мне с тобой надо серьезно поговорить. Дальше так продолжаться не может… Дело в том, что я… Дело в том, что мы… Дело в том, что наши с тобой отношения… в корне… Только ты, главное, не сердись и постарайся меня понять. Как бы тебе объяснить… Видишь ли, я хочу быть по отношению к тебе до конца порядочным человеком. Может быть, тебе это будет неприятно и даже больно. Но лучше сказать прямо и честно… Зашей мне штаны. (В сторону.) То есть что я такое говорю?
Людмила. Только без мещанства.
Вася. Чего? Чего?
Людмила. Без мещанства. Это не этично…
Вася. Вот как! (С долгим изумлением смотрит, насвистывая, на Людмилу. После некоторого молчания, горячо.) Нет, нет, Людмилочка! Ты напрасно говоришь, что это не этично. Если бы я тебя обманывал, лгал, притворялся… Ты меня понимаешь? Тогда это было бы, конечно, гнусно и не этично. Но ведь я же хочу с тобой поговорить просто, честно, по-товарищески.
Людмила. Я тебе не раба, а свободная подруга. Сам разорвал штаны, сам и зашей.
Вася. А при чем здесь штаны? Не о штанах речь.
Людмила. А о чем же речь?
Вася (раздраженно). Совсем о другом. Видишь ли… (В сторону.) Прямо язык не поворачивается… Она не перенесет этого, жизни себя лишит, безусловно. А… (Преувеличенно резко.) Речь идет о тебе и… ну, конечно, ну и об Абраме… О вашем…
Людмила. Ой, боже мой! Все знает. С ума сойти…
Вася. Не перебивай меня. Я говорю… о вашем… то есть о… выпей. Ты меня понимаешь?
Людмила. Ой, котик! Ничего не понимаю. Вот истинный крест — ничего не понимаю. (Про себя.) Факт, что не перенесет, жизни решит, и глаза у него ненормальные… (Ему.) Ничего я не знаю, котик, ничего не понимаю… Об одном только умоляю, котик, не расстраивай себя ты… Сердце мое не мучай… И так оно… (Роняет голову на узел.)
Вася. Вот что, Людмила… (В отчаянии отворачивается к шкафу.) Язык не поворачивается. Не перенесет, жизни себя решит… Факт. До того обожает, что страшно делается. (Машет рукой.) Куда там! (Уткнулся в шкаф.)
Людмила (поднимает голову и видит удрученную фигуру Васи). Бедненький! До чего страдает… (Решительно.) А, все равно… Пускай. (Начинает опять вязать узлы.) Все одно, все одно…
Вася. Что ты делаешь?
Людмила. Не спрашивай меня, Вася.
Вася. Уходишь, что ли?
Людмила. Да, ухожу.
Вася (с плохо скрытой радостью). Почему такое?
Людмила. Ухожу. Не спрашивай!
Вася (лицемерно). Но все же… Людмилочка…
Людмила. Нет, нет! Помнишь, как мы условились? Ничего мне не говори… Не проси. Не держи меня, пусти…
Вася (лицемерно). Что ты, Людмилочка? Как же я могу, кошечка, тебя не пускать? Вот еще… У нас же не какой-нибудь там феодальный брак… Бога ради… Пожалуйста… Я разве что… Я только так, поинтересовался. Конечно, насильно мил не будешь…
Людмила. Ну, так вот… Я, значит… (Поднимает узел.) Пошла… Прощай…
Вася. Ну… (Подходит к ней прощаться, не зная, как себя дальше вести.)
Людмила (чтоб избежать тяжелой сцены). Нет, нет, ничего, я еще зайду… Тут кое-что осталось… Прощай, Вася.
Вася. Прощай, Людмилочка…
Она уходит.
(Еле сдерживая бешеную радость по поводу того, что все так благополучно вышло, идет следом за ней, бормоча не слишком громко.) А может быть, все-таки… Как-нибудь… Осталась бы… Честное слово… Право, Людмилочка… Осторожно, на велосипед не наткнись. (Идет к двери и начинает пританцовывать.) Ушла, ушла!.. И очень даже просто. Ушла… Хи-хи!.. Хо-хо!.. Без всяких драм… Ай, спасибо!.. Тонька, Тонечка моя, Тонька… Тонечка моя… Тонька, ягодка моя… (Начинает плясать, хохоча. Левая часть занавеса задергивается и скрывает его танцующим.)