Дудкина. В самом деле?
Шура. Честное слово!
Дудкина. А на юго-восток?
Шура. На юго-восток вы занимали в январе, она вам тоже не понравилась.
Дудкина. Разве?
Шура. Честное слово! Вы еще тогда сказали главврачу, что на юго-восток чересчур дует и вы можете простудить голос.
Дудкина. Я сказала, что дует? Хорошо. Придется отдыхать в розовой угловой. Миусов приехал?
Шура. Как же, тут…
Дудкина. Хорошо. Придется отдыхать в розовой угловой. (Уходит.)
Зайцев. Простите, а почему вы у этой дамы не спросили удостоверения с моста службы?
Шура. Так это ж Дудкина!
Зайцев. Только и всего? Просто Дудкина?
Шура. Нет, это не просто Дудкина. Она — жена профессора Дудкина.
Зайцев. Так жена Дудкина, а не сам Дудкин.
Шура. Сам профессор Дудкин занятой человек, он все время работает, ему некогда отдыхать… Она ездит за него отдыхать. Понятно? До свиданья. Вы уже успели сиять калоши? Наденьте, наденьте!
Зайцев. Один вопрос: значит, если бы, например, я был жена профессора Дудкина, то вы бы меня пустили?
Шура. Так вы же не жена!
Зайцев. Минуточку! Мужей вы тоже пускаете?
Шура. Как это — мужей?
Зайцев. Очень просто. Предположим, профессором был бы не Дудкин, а его жена Дудкина. А Дудкин был бы не профессор Дудкин, а просто Дудкин, муж известного профессора Дудкиной. Пустили бы вы тогда просто Дудкина без удостоверения с места службы или не пустили?
Шура. Понятно, пустила бы. Куда иголка, туда и нитка!
Зайцев. Как? Как?..
Шура. Куда иголка, туда и нитка!
Зайцев. Так, так…
Шура. Что вы бормочете?
Зайцев. Куда иголка, туда и нитка… Ничего, ничего… Значит, категорически не пускаете?
Шура. Без удостоверения и паспорта не пущу!
Зайцев. Значит, нет?
Шура. Нет!
Зайцев. И детей вам не жалко?
Шура. Жалко. Но раз нет, так нет!
Зайцев. В таком случае я извиняюсь. До свиданья!
Шура. До свиданья! Филипп Максимович! Что вы, в самом деле, копаетесь? Докушивайте и заступайте.
Швейцар. Заступаю, заступаю…
Входят Миусов и Дудкина.
Дудкина. Миусов, здравствуйте.
Миусов. А, Зоя Валентиновна, и вы здесь? Как здоровье?
Дудкина. Плохо…
Миусов. Что скажете хорошего?
Дудкина. Все кончено! Я сойду с ума!!
Миусов. Что случилось?
Дудкина. Он все знает…
Миусов. Простите, я не совсем… Кто?
Дудкина. Профессор Дудкин.
Миусов. Ваш муж?
Дудкина. Да.
Миусов. Простите, я все-таки… Вы говорите, ваш муж знает… Что он знает?
Дудкина. Все!..
Миусов. То есть в каком смысле?
Дудкина. Не прикидывайтесь… наивным ребенком… Это случилось сегодня утром. Я вызываю машину, чтобы ехать в «Сыроежки»… Вдруг он выходит из кабинета, видит, что у меня в руках плед и чемодан, и спрашивает: «Куда это ты отправляешься?» Я смотрю на него пустыми глазами и равнодушно роняю: «В „Сыроежки“…»
Миусов. Нуте-с…
Дудкина. Тогда он мне говорит: «Хорошо. А кто мне будет кофе варить?» Он, видите ли, без черного кофе не может работать.
Миусов. Как Бальзак?
Дудкина. Еще хуже! Я пожимаю плечами и небрежно роняю: «Вам сварит кофе Дуня». Тогда он говорит: «Дуня выходная». Я его окидываю с ног до головы спокойным взглядом и спрашиваю с иронией: «Может быть, вы хотите превратить меня в домработницу и заставить, чтобы я сидела дома в воскресенье и варила вам черный кофе?»
Миусов. Да, но я…
Дудкина. Подождите. Тогда он спрашивает: «Как же быть?» Я спокойно отвечаю: «Можете сварить себе кофе на электрической плитке сами». Он отвечает: «Ты права! Я сварю себе кофе на электрической плитке сам». При этом, имейте в виду, разговор идет на страшном внутреннем нерве. Я еле владела собой…
Миусов. А он?
Дудкина. Он тоже еле владеет собой. Я нервно говорю: «До свиданья…» — и касаюсь его лба холодными губами. Он мне отвечает: «До свиданья…» Я ему бросаю: «Если будешь куда-нибудь выходить, не забудь взять с собой ключ», — чтобы не получилось, как в прошлом году летом, когда он пошел за папиросами, забыл ключ дома, захлопнул дверь, а потом пришлось звать дворника и ломать замок… Он говорит: «Не беспокойся!» Причем все это на страшном нерве… Я легко сбегаю по лестнице и вдруг слышу за собой его голос: «Что ты, матушка, повадилась каждое воскресенье в „Сыроежки“?» Вы понимаете, Миусов? Меня буквально ударило громом… как электрическим током… Вы представляете мое состояние?..
Миусов. Не совсем…
Дудкина. Да? Я моментально возвращаюсь назад, останавливаюсь перед Дудкиным и, глядя ему прямо в глаза ледяными глазами, спрашиваю срывающимся голосом: «Что вы этим хотите сказать? Может быть, вы подозреваете, что у меня в „Сыроежках“ назначено свидание с любовником?»
Миусов. А он?
Дудкина. Он говорит: «Что ты, матушка! Какие уж там любовники! В твоем-то возрасте!» Вы понимаете, наглость?! В моем возрасте!.. Можно подумать, что мне сорок, в то время как мне всего тридцать девять… и это все знают. Он говорит: «Пожалуйста, поезжай, но только мне кажется, что ты злоупотребляешь путевками в дом отдыха. Неудобно». — «Для жены профессора Дудкина удобно», — говорю я… Бросаюсь в машину и еду в «Сыроежки»…
Миусов. А он?
Дудкина. Остается.
Миусов. Ну?
Дудкина. Что «ну»?
Миусов. И дальше?
Дудкина. Все…
Миусов. Простите, я не совсем понимаю…
Дудкина. А намек на любовника?..
Миусов. Но мне кажется, это вы сказали, а не он… и… кроме того…
Дудкина. Да, сказала я, а как он при этом посмотрел!.. Я чуть не потеряла сознание. Нет, нет, вы меня не успокаивайте. Он все знает… Это совершенно ясно. Мы пропали!
Миусов. Позвольте, а при чем здесь я?
Дудкина. Как при чем?.. Мы с вами два раза катались на лодке, вы мне аккомпанировали, когда я пела, и говорили, что я культурная, интеллигентная женщина…
Миусов. Вы меня не так поняли…
Дудкина. Нет, я вас поняла именно так, как надо! Вы разбудили во мне дремавшее чувство…
Миусов. Что вы! Что вы! Ничего я не будил!
Дудкина. Нет, вы разбудили… Я вас люблю!
Миусов. Слушайте, вы меня ужасаете… Я поеду к товарищу Дудкину и все ему объясню…
Дудкина. К Дудкину?! Не советую! Вы не знаете Дудкина! Он будет защищать мою честь!
Миусов. Зоя Валентиновна, что вы, что вы…
Дудкина. Не волнуйтесь. Вы почти ничем не рискуете. Рискую я… В крайнем случае он выстрелит в вас несколько раз, может быть, даже не убьет, а только ранит… А мне потом всю жизнь переносить холодный взгляд его ледяных глаз!.. О, это пытка!