Валя. Во, глядите!
Бабушка. Замечательно! Ну прямо-таки замечательно! Больше нечего и делать. Только подрубить платочек — и все готово. Нет, кроме шуток, Валюшка, у тебя редкие способности. Смотри ты, как чудесно получилась роза! Прямо как живая. Ее понюхать хочется. А листочки! Чудо! И как это все красиво — на синем фоне. Посмотреть издали — ни за что не поверишь, что это все вышито гладью. Да ты у меня, Валька, настоящий художник. Надо бы этот платочек снести в школу, показать вашему учителю рисования. Может, из тебя и вправду великий художник выйдет. Я снесу.
Валя. Бабушка! Вы с ума сошли! Разве можно? Ребята узнают, что я вышиваю, — засмеют. Задразнят. Что я, девчонка?
Бабушка. Не вижу ничего позорного в том, что мальчик вышивает.
Валя. Я не мальчик.
Бабушка. А кто же ты?
Валя. Я пионер.
Бабушка. Ах, извините!
Валя. И мне неудобно. Неловко. Как вы не понимаете! Просто политически бестактно.
Бабушка. Чего? Чего?
Валя (неуверенно). Бестактно. Политически.
Бабушка. Ах, извините! Политически бестактно? А курить пионеру политически не бестактно?
Валя. Я не курю.
Бабушка. А почему у тебя в сумке табак, спички и курительная бумага?
Валя. А вы зачем в мою сумку лазили?
Бабушка. Я лазила в твою сумку затем, чтобы положить яблоко и два бутерброда. Тебе же, охламону, на завтрак.
Валя. Давайте не будем говорить друг другу грубости.
Бабушка. Ах, извините, простите! Я забыла. Давайте не будем говорить грубости, но давайте уж тогда, если на то пошло, и не курить.
Валя. Я не курю. Я приобрел эти курительные принадлежности для того, чтобы отправить на фронт бойцам.
Бабушка. Вот как? Милый ты мой!..
Валя. Кроме того, я еще положу в мешочек — у меня есть — записную книжку, карандаш, резинку и вот этот платочек. Бойцу будет приятно, как вы думаете?
Бабушка. Ах ты, мой дорогой! (Хочет его поцеловать.)
Валя. Бабушка, не целуйтесь!
Бабушка. Бабушка не может поцеловать собственного внука, своего дорогого, милого мальчика.
Валя. Я не мальчик.
Бабушка. Знаю, знаю! Ты пионер. И целоваться со старой бабушкой — это политически бестактно.
Валя. Нет, это не политически бестактно, но просто как-то неловко. Мальчики узнают — засмеют. Что я, девчонка?
Бабушка. Мальчики не узнают. (Целует его.)
Валя. Ну и хватит.
Бабушка. Экий ты стеснительный!
Валя. Я не стеснительный. Бабушка, обещайте мне одну вещь.
Бабушка. Ну?
Валя. Никому не говорите, что я вышиваю.
Бабушка. Да уж обещала. Только не понимаю: что тут позорного?
Валя. Это только у Гоголя губернатор вышивает по тюлю, а мне неловко перед ребятами.
Бабушка. Не знаю, кто там вышивал у Гоголя. Знаю только, что твой покойный дедушка Андрей Андреевич в свободное время великолепно вязал, шил и вышивал, так что, как видно, это у тебя наследственное. И вообще ты весь в покойного дедушку. Одно лицо, одно лицо… (Хочет поцеловать.)
Валя. Бабушка, не целуйтесь!
Бабушка. Не буду, не буду!
Валя. Так даете слово, что никому не скажете?
Бабушка. Даю.
Валя. Честное пионерское?
Бабушка. Честное пионерское.
Валя. Так вам нравится платочек?
Бабушка. Замечательно! Тонко, аккуратно, художественно. Лучше, чем у покойного дедушки, честное слово! Так бы тебя и расцеловала. (Обнимает его.)
Валя. Бабушка… Не надо, пустите… Мальчики узнают…
Бабушка. Мальчики не узнают.
Целуются.
Те же и Даша.
Даша. Они опять целуются! Сколько можно?
Валя. Мы не целуемся. (Быстро прячет платочек.) Это она меня целует. Вот видите, бабушка!
Даша. Что это ты все время прячешь?
Валя. Ничего не прячу.
Даша. Валька, дай еще один листик бумаги.
Валя. У меня не склад. Если ты так любишь писать письма, так надо, матушка, иметь собственную бумагу. На тебя не напасешься. Пишешь, пишешь, и ничего не получается.
Даша. Действительно, не получается.
Бабушка. Кому письмо-то?
Даша. Сама не знаю. На фронт. Кому попадет. Вложу в посылку. Пишу, пишу… Шесть листов измарала. Не выходит. Вот седьмой начала…
Бабушка. А ну-ка покажи. (Берет письмо, надевает очки, читает.) «Многоуважаемый товарищ боец! Прошу вас принять от меня прилагаемый при сем подарок, который я посылаю на фронт, и надеюсь, что он…» Кто он? Фронт? И потом — что это за «многоуважаемый товарищ боец», что это за «который», что это за «прилагаемый при сем»? Пишешь на передовые позиции, защитнику родины, может быть, герою — и даже наверное герою, — а слова у тебя какие-то пыльные, канцелярские. Никуда не годится!
Даша. Я и сама вижу.
Бабушка. Больше чувства. Чтоб бойцу от твоих слов стало тепло на душе. Чтоб он почувствовал, что его любят, что о нем помнят, что родина на него смотрит с надеждой и упованием.
Даша. Я это понимаю. Всей душой чувствую. Только не могу выразить на бумаге.
Бабушка. Надо выразить. Боец ждет.
Даша (разрывает письмо). Валька, дай: бумаги.
Валя. На. Только имей в виду — последний раз.
Даша. Ладно, попробую еще. (Уходит.)
Валя и бабушка, без Даши.
Валя. Так чего ж теперь с платочком делать?
Бабушка. Подрубить — и все. Подрубить умеешь?
Валя. Спрашиваешь!
Бабушка. Какой гордый. Милый мой! Весь в покойного дедушку.
Валя. Бабушка! Только не целуйтесь!
Бабушка. Не буду, не буду!
Валя. А вы подарок на фронт приготовили?
Бабушка. Разумеется. Как не приготовить!
Валя. А что у вас там?
Бабушка. Да что может бабушка приготовить бойцу? Известно что: варежки шерстяные, носки, портянки суконные. Ну, конечно, махорочка. Затем концентраты различные. Я ведь знаю, чего солдату на фронте хочется: лапшевника пять плиток, гречневой каши пять плиток, борща украинского пять плиток, киселя клюквенного пять плиток, рисового пудинга пять плиток…
Валя. Рисового пудинга и я бы тоже, пожалуй попробовал.
Бабушка. Ах ты, мое золото! Вылитый дедушка! (Хочет его обнять.)
Валя. Бабушка! Вы мне мешаете подрубать.
Бабушка. Один только разик! (Целует его.)
Те же и Зоя.