Зоя. Ксения Петровна из квартиры номер два?! Ой, не могу! (Хохочет.) Так ведь она старушка, бабушка! Ей семьдесят лет.
Федя. Да ну?
Зоя. Ей-богу.
Федя. А он за букетом побежал. Ай, Вася! Ай, обмишулился! (Хохочет.) Так ему, бродяге, и надо. «У тебя, говорит, девушка неподходящая, бесхозяйственная, даже адрес забыла написать, ее по квадратам искать приходится. То ли дело моя Ксенечка». А Ксенечке ровным счетом семьдесят лет… Это называется промазал так промазал… (Садится от смеха.) Ксенечка…
Входит бабушка с корзинкой. Идет к своему дому.
Зоя. Тише! Вот она идет.
Федя. Кто?
Зоя (шепотом). Ксенечка.
Те же и бабушка.
Зоя. Здравствуйте, Ксения Петровна.
Бабушка. Здравствуй, попрыгунья.
Зоя. Знаете новость?
Бабушка. Какую?
Зоя. К вам гость приехал.
Бабушка. Кто такой?
Зоя. Гвардии ефрейтор Девяткин. Прямо с фронта.
Бабушка (радостно). Да не может быть! Вот приятный сюприз! (Феде.) Голубчик мой, как я рада! Это вы, что ли?
Федя. Никак нет.
Зоя. Это мой… гость.
Федя. Гвардии ефрейтор Солнцев.
Зоя. Друг и приятель вашего Девяткина.
Бабушка. Вот как? Очень приятно. А где же Василий Иванович?
Федя. Вася Девяткин, что ли? Василий Иванович Девяткин, видите ли, пошел в военторг за покупочками. Через полчасика появится.
Бабушка. Что же вы на улице стоите? Милости просим к нам. Чайку попить. (Зое.) Приглашай своего витязя.
Федя. Покорно благодарю.
Бабушка. Ужасно мне не терпится увидеть Василия Ивановича.
Федя. Ему тоже не терпится.
Бабушка. Он мне такие ласковые письма с фронта писал. Как же, как же, Вася Девяткин! Говорят, он покушать любит. А мне, знаете, такие люди очень нравятся, которые с аппетитом. Я люблю, чтоб у меня в доме гости ели.
Федя. За это не беспокойтесь. Все подметет.
Бабушка. Как же, как же! Мне много про него рассказывали. И про все рассказывали. Про весь ваш танковый экипаж.
Федя. Кто же это вам все рассказывал?
Бабушка. Некто гвардии сержант Купавин.
Федя. Андрюша Купавин?
Бабушка. Совершенно верно.
Федя. Он тут, в Щеглах?
Бабушка. Да, в здешнем госпитале. Ему ногу ампутировали.
Федя. Что вы говорите?! Вот беда!.. А мы и не знали. Как же так? Надо сейчас же… Где этот госпиталь?
Зоя. Я как раз в нем работаю. Отсюда два шага.
Федя. Проводите?
Зоя. Разумеется. (Шепотом.) Куда иголка, туда и нитка.
Федя (бабушке). Так вы разрешите?..
Бабушка. Только непременно к нам возвращайтесь. Будем чай пить. В садике, под сиренью. И Андрея зовите. Он у нас частый гость.
Федя. Слушаюсь.
Зоя. Возьми меня под руку.
Федя. Есть.
Уходят.
Бабушка одна.
Бабушка (подходит, садится на крылечке своего домика, отдыхает). Ах вы, мои милые! Ах вы, мои хорошие! Сколько вдруг солнца, зелени, молодости…
Входит Даша.
Даша (взволнованно). Бабушка! Андрей у нас?
Бабушка. Нет.
Даша. И не приходил?
Бабушка. И не приходил.
Даша. Тогда я не понимаю… Бабушка, по-моему, с Андреем что-то случилось.
Бабушка. Бог с тобой!
Даша. Оказывается, вчера, рано утром, потихоньку, ничего мне не сказав, он выписался из госпиталя, взял вещи и ушел. Куда — неизвестно.
Бабушка. Мало ли куда.
Даша. Ему некуда.
Бабушка. Не беспокойся. Явится. Придет.
Даша. Бабушка! Я чувствую — не придет. Больше никогда не придет.
Бабушка. Что ты, что ты! У вас, может быть, вышло что-нибудь? Поссорились?
Даша. Нет, ничего.
Бабушка. Может быть, у тебя какое-нибудь неловкое слово вырвалось… про ногу его?
Даша. Бабушка! Как вы можете?!
Бабушка. Тогда что же?
Даша. Не знаю.
Бабушка. Не знаешь? Точно?
Даша. Мне кажется, что в последнее время он сильно ко мне изменился. Третьего дня мы гуляли с ним в городском саду. Андрюша с непривычки устал. Мы сели на лавочку. Сидим рядышком, смотрим на Волгу. А Волга внизу течет, такая широкая, медленная, красивая. И большое белое облако в ней отражается. И будто струйки воды от этого облака по кусочку отрывают и уносят. И вдруг мне так жалко стало Андрюшу — прямо душа разрывается. Я положила ему руку на плечо, как всегда, и говорю: «Андрюшечка, дружочек мой милый!» А он вдруг взял мою руку, снял с плеча и так спокойно, не торопясь положил на скамейку. «Не надо, говорит, Даша. Хорошенького понемножку. Поиграли — и будет». И губы прикусил. А у самого глаза холодные, далекие, и куда-то мимо меня смотрят, за Волгу. Разлюбил он меня, бабушка.
Пауза.
Вы идите, бабушка. Я здесь постою. Мне одной побыть надо.
Бабушка. И то правда. Побудь одна. Может, он и подойдет. (Уходит.)
Даша одна.
Даша. Не пойму я его. Будто любит. И будто не любит. (Всматривается.) Идет кто-то. Военный. Не он ли?
Вася входит, прихрамывая, с тремя вазонами цветов, пакетами, кульками. Даша делает движение к нему, но видит, что обозналась, останавливается.
Вася. Вы гражданочка Ложкина?
Даша. Да.
Вася. Гвардии ефрейтор Девяткин.
Даша (радостно). Василий Иванович! Голубчик!
Вася. Так точно. Ну как, подходящий?
Даша. Чудесный.
Вася. Слава богу. А то я сильно боялся, что моя личность вам не понравится. Так могу я надеяться?
Даша. На что надеяться?
Вася (застенчиво). Ну, на то, на что я в своих письмах намекал.
Даша. Я, право, не знаю. Это вы с бабушкой поговорите. (Кричит в дверь.) Бабушка! Скорее! Василий Иванович Девяткин пришел! (Убегает.)
Вася один.
Вася. Сразу видать — правильная девушка. «Вы, говорит, для меня вполне подходящий, но надо прежде спросить у бабушки». Дескать, как бабушка, так и я. Ну, мы это в два счета обтяпаем.