Он замолчал. Ему хотелось высказать это, хотя мы собирались переговорить о другом.
Я слегка наклонился вперед и, сжав бокал в руке, спросил:
— Вы собираетесь пожениться?
Они посмотрели друг на друга.
Нетти тихо сказала:
— Уходя из дома, я не думала о замужестве.
— Знаю, — ответил я, с усилием поднял глаза и встретился со взглядом Веррола.
— Я думаю, — ответил он мне, — что мы навсегда соединили нашу судьбу… Но тогда нас охватило какое-то безумие.
Я кивнул головой и заметил:
— Все страсти — безумие, — но тут же усомнился в справедливости своих слов.
— Почему мы это сделали? — спросил он внезапно, обращаясь к ней.
Она сидела, опустив глаза и опершись подбородком о переплетенные пальцы.
— Так уж пришлось, — проговорила она по старой привычке уклончиво.
И тут она вдруг как бы раскрылась, умоляюще взглянула мне в глаза и заговорила с внезапной искренностью.
— Вилли, — сказала она, — я не хотела сделать тебе больно, право, не хотела. Я постоянно думала о тебе и об отце, о матери, только это ничего не меняло, не заставляло меня свернуть с избранного пути.
— Избранного! — сказал я.
— Что-то меня захватило, — продолжала она, — ведь в этом так трудно разобраться…
Она горестно покачала головой.
Веррол молча барабанил пальцами по столу и затем снова обратился ко мне.
— Что-то шептало мне: «Бери ее». Все шептало. Я чувствовал бешеную страсть. Не знаю, как это случилось, но все, повторяю, или помогло этому, или не имело для нас никакого значения. Вы…
— Продолжайте, — заметил я.
— Когда я узнал про вас…
Я взглянул на Нетти.
— Ты никогда не говорила ему обо мне?
И при этом вопросе я почувствовал, как что-то старое кольнуло меня в сердце.
Веррол ответил за нее:
— Нет, но я догадался. Я видел вас в ту ночь, все мои мысли и чувства были обострены. Я понял, что это были вы.
— Вы восторжествовали надо мной… Если бы я мог, то восторжествовал бы над вами, — сказал я. — Но продолжайте.
— Все словно сговорилось окружить нашу любовь ореолом прекрасного. В ней была безотчетная душевная щедрость. Она означала катастрофу, она могла бы погубить ту политическую и деловую карьеру, к которой я готовился с детства, которая была для меня вопросом чести. Но от этого любовь только стала еще притягательнее. Она сулила Нетти позор, гибель, и это еще более усиливало соблазн. Ни один здравомыслящий или порядочный человек не одобрил бы наш поступок, но в этом-то и был самый сильный соблазн. Я воспользовался всеми преимуществами своего положения. Это было низко, но в то время это не имело никакого значения.
— Да, — заметил я, — все верно. И та же мрачная волна, которая подхватила вас, влекла и меня в погоню за вами с револьвером в руке и с безумной ненавистью в сердце. А ты, Нетти? Какое слово соблазнило тебя? «Пожертвуй собою»? «Бросайся в пропасть»?
Руки Нетти упали на стол.
— Я сама не знаю, что это было, — заговорила она от всего сердца. — Девушки не приучены так разбираться в своих мыслях и чувствах, как мужчины. Я и теперь не могу разобраться. Тут было множество мелких, подленьких причин, бравших верх над долгом. Подлые причины. Мне, например, нравилось, как он хорошо одевается. — Она улыбнулась, сверкнула улыбкой в сторону Веррола. — Я мечтала, например, что буду, как леди, жить в отеле, иметь прислугу, дворецких и прочее. Это отвратительная правда, Вилли. Да, меня пленяли такие гадкие вещи и даже еще худшие.
Я все еще вижу, как она каялась передо мною, высказываясь с откровенностью, такой же яркой и поразительной, как и заря первого великого утра.
— Не все было так мелко, — тихо заметил я после молчания.
— Нет, — сказали они в один голос.
— Но женщина более разборчива, чем мужчина, — добавила Нетти. — Мне все представлялось в виде маленьких, ярких картинок. Знаешь ли ты, что… в этой твоей куртке есть что-то… Ты не рассердишься, если я скажу? Нет, теперь, конечно, не рассердишься!
Я покачал головой.
— Нет.
Она говорила очень проникновенно, спокойно и серьезно.
— Сукно на твоей куртке не чисто шерстяное, — сказала она. — Я знаю, как ужасно быть кругом опутанной такими мелочами, но так оно и было. В прежнее время я ни за что на свете не призналась бы в этом. И я ненавидела Клейтон и всю его грязь. А кухня! Эта ужасная кухня твоей матери! К тому же я боялась тебя, Вилли. Я не понимала тебя, а его я понимала. Теперь другое дело, но тогда я знала, чего он хочет. И к тому же его голос…