1. Главная
  2. Книги
  3. Сологуб Фёдор
  4. Том 7. Стихотворения
  5. Страница 111
Выбрать главу
Прикинется котом Испуганная нежить, А что она потом Затеет? Мучить? Нежить?

(с. 137)

Помните вы эту «Тихую колыбельную»? (с. 37 сл.). Вся из хореев, усеченных на конце нежно открытой рифмой. На ли, ю, ду, на, да, изредка динькающей – день – тень, сон – лен или узкой шепотной – свет – нет.

Сколько в этой элегии чего-то истомленного, придушенного, еле шепчущего, жутко-невыразимо-лунного:

– Сон, ты где был? – За горой. – Что ты видел? – Лунный свет. – С кем ты был? – С моей сестрой. – А сестра пришла к нам? – Нет. – Я тихонечко пою; Баю-баюшки-баю. . . . . . . . . . . . . . . . – Тяжело мне, я больна, Помоги мне, милый брат. – . . . . . . . . . . . . . . . – Я косила целый день. Я устала. Я больна. – За окном шатнулась тень. Притаилась у окна. Я пою-пою-пою: Баю-баюшки-баю.

(с. 37 сл.)

Нет, я не верю материнству желания, когда оно поет у того же Сологуба:

Я на ротик роз раскрытых росы тихие стряхну, Глазки светики-цветочки песней тихою сомкну.

(с. 36)

А какая страшная нежность в этой риторике, среди лубочных волхвований –

Любовью легкою играя, Мы обрели блаженный край. Вкусили мы веселье рая, Сладчайшего, чем божий рай.

(с. 167)

И вдруг откуда-то брызнули и полились стеклянные звоны, и чьи-то губы тянутся, дышат, улыбаются, чьи-то розовые губы обещают в вас всю свою сладость перелить. Разберите только, где здесь слова, а где только лилы и качания:

Лила, лила, лила, качала Два темно-алые стекла, Белей лилей, алее лала Бела была ты и ала.

А та – Желтолицая уже здесь, возле, немножко лубочная, но что из этого?..

И в звонах ласково-кристальных Отраву сладкую тая, Была милее дев лобзальных Ты, смерть отрадная моя!

(с. 168)

Воспреемнику Недотыкомки незачем, кажется, были бы стихи, чтобы томить и долить нас новым страхом, новым не только после Вия, но и после пробуждения Раскольникова. Но лирике нашей точно нужен сологубовский единственный страх –

Не трогай в темноте Того, что незнакомо, – Быть может, это – те, Кому привольно дома. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Куда ты ни пойдешь, Возникнут пусторосли.

(т. е. что-то глупо-кошмарно-дико-разросшееся, вроде назойливо не сказанных и цепких слов, из которых иной раз напрасно ищешь выдраться в истоме ночного ужаса).

Измаешься, заснешь, Но что же будет после?
Прозрачною щекой Прильнет к тебе сожитель.

(неотступная близость темноты, уже привычной, странно обыденной даже)

Он серою тоской Твою затмит обитель,
И будет жуткий страх, – Так близко, так знакомо, – Стоять во всех углах Тоскующего дома.

Мы не прочь верить иногда Сологубу, что наше общее я было раньше и Фриной (с. 17 сл.). Но нам ближе в словах его другая Прекрасная Дама, та – нежить, которая пришла соблазнять его в белой рубахе.

Упала белая рубаха И предо мной, обнажена, Дрожа от страсти и от страха, Стоит она…

Только вы не разбирайте здесь слов. Я боюсь даже, что вы найдете их сочетания банальными. А вот лучше сосчитайте-ка, сколько здесь А и полу-А – посмотрите, как человек воздуху набирает от того, что увидел, как у ведьмы упала белая рубаха? Кто разберет, где тут соблазн? где бессилие? где ужас?

Сологуб прихотливый поэт и капризный, хоть нисколько не педант-эрудит. В нем чаще бывает даже нечто обнаженно-педагогически-ясное.

Но есть и у Сологуба слова-тики, и, уснащая его стихи, они, придают им индивидуальный колорит вроде того, как разные винтели и следовательно отмечают говорку большинства из нас.

У Анри де Ренье недавно констатировали такие точно тики-слова or и mort. Сологуб злоупотребляет словами: больной и злой. Все у него больное: дети, лилии, сны и даже долины. Затем у Сологуба-лирика есть и странности в восприятиях. Босые женские ноги, например, в его стихах кажутся чем-то особенно и умилительным, и грешным, – а главное, как-то безмерно телесным.

~ 111 ~