— Знаете что, Бренда Малвени, — сказал я, — по-моему, вы отъявленная лгунья!
Когда она посмотрела на меня, от ее взгляда веяло холодом.
— Знаете что, Рик Холман? По-моему, вы паршивый детектив! Я могу сказать это моему мужу, и — кто знает? — он может отказаться от ваших услуг! — Она щелкнула пальцами. — Вот так!
Если Гектор Малвени действительно был от нее без ума, если судить по его виду и верить тому, что она говорит, то я не сомневался в том, что он сделает все, о чем она попросит. И даже уволит меня. Поэтому продолжать разговор не имело смысла, и, кроме того, у меня разболелась голова. Так что я сел в машину и поехал домой, стараясь по дороге ни о чем не думать. Особенно о трупе Эда Конциуса, лежащем у подножия песчаной дюны, и о том, сколько пройдет времени, прежде чем его обнаружат.
Когда я добрался домой, уже наступило время ленча, и я решил поспать, потому что после всех ночных приключений мне требовался отдых. Проснувшись около шести часов вечера, я принял душ, побрился и оделся. Проглотив два бурбона и закусив бифштексом, я почувствовал себя немного лучше и стал размышлять о том, что мне следует предпринять. В этот момент в дверь позвонили.
Существо, стоявшее у входной двери, было, по моему выражению, как бальзам для больных глаз. Ее короткие прямые светлые волосы спадали челкой на чистый открытый лоб и еще более оттеняли темно-синие глаза. На ней было желтое платье, обтягивающее выступающие полные груди и бедра. Держалась она очень холодно.
— Рик Холман? — хриплым голосом осведомилась посетительница.
— Безусловно, — ответил я.
Темные глаза быстро обшарили меня с ног до головы.
— Я Аманда Малвени. Слышала, что вас наняли, чтобы выяснить все насчет тех фотографий, которые кто-то послал моему отцу.
— Верно, — подтвердил я.
По ее лицу скользнуло подобие улыбки.
— Вы не собираетесь предложить мне войти? Как-то не улыбается стоять здесь на крыльце и отвечать на ваши вопросы.
Я распахнул дверь, и она прошла мимо меня в холл. Я по достоинству оценил то, как ее платье обрисовывает округлые ягодицы с едва уловимым намеком на щель между двумя половинками. Когда я ее догнал, она уже взгромоздилась на стул рядом с баром.
— Обслуживают здесь весьма посредственно, — заметила она. — Мне шотландское со льдом.
Я зашел за стойку и приготовил выпить, сначала ей, потом себе.
— Вы верите в колдовство, мистер Холман? — внезапно спросила она.
— Только не я, — ответил я и наставил на нее два пальца, что означало защиту от заклятья.
Она чуть не подавилась от смеха.
— Расскажите, как я выглядела на этих фотографиях?
— Голой, — ответил я.
— Голой я выгляжу неплохо. — В ее голосе послышалось самодовольство. — Что еще?
— Не похожей на Ширли Рилман, когда та была жива!
— Полагаю, вы уже говорили с остальными участниками шабаша. — Она посчитала на пальцах. — Кёрк — Мери — Пит —. Эд — и Бренда, конечно. И как держится дорогой папочка?
— Он истекает кровью. Для этого достаточно одной мысли о том, что что-то может расстроить его шансы на получение рыцарского звания.
— Все принимает близко к сердцу дорогой папочка! — Она шумно вздохнула. — Ах! Когда я вспоминаю старое доброе время! Кто рассказал вам о Ширли Рилман?
— Это правда?
— Вопросом на вопрос, мистер Холман? Что правда?
— Что вы использовали ее как живой алтарь, а потом один из вас убил ее?
— Это вам Кёрк сказал?
— Как я слышал, Кёрк самая подходящая кандидатура на роль убийцы.
— Значит, это не Кёрк рассказал вам о ней, это точно. — Она отхлебнула виски. — Кто же это, Пит?
— Я предлагаю вам сделку, — сказал я. — Вы скажете, правда это или нет, а я назову вам имя человека, который мне все рассказал.
— Это действительно правда. — Ее темно-синие глаза затуманились. — По крайней мере, что касается использования Ширли Рилман в качестве живого алтаря. Я не уверена, что ее убил один из нас.
— Мери Пилгрим рассказала мне эту историю, — сказал я, честно соблюдая свою часть договора. — Как я понимаю, и она, и Бренда — отъявленные лгуньи. Интересно, а вы не из их числа?
Она безразлично пожала плечами.
— Где Кёрк?
— Понятия не имею. Кронин и Конциус говорили, что он искал вас прошлой ночью.
— Мой горячо любимый братец! Как мило с его стороны волноваться за меня! И он тоже волнуется по поводу этих гадких фотографий?