— Как красиво! — ликовала она. — Милый мой, дорогой, вот уже семнадцать минут, как наступило рождество, и ты дома, а не на войне, целый и невредимый, и все нас любят, и мы будем счастливы всю жизнь.
Они молча прижались друг к другу.
Наутро, в первый день рождества, они еще до завтрака спустились в гостиную разбирать подарки — красивая, спокойная, дружная пара, оба в фланелевых халатах с красными кушаками; и Бидди, сияющая кубышка в белом с голубым халатике, и Шерли, смуглая эскимоска, и Принц, который лаял и вертелся волчком от восторга, вместе с ними принялись ворошить груду пакетов под елкой. Вестл осталась очень довольна главным своим подарком — меховой пелериной, потому что она была красивее, чем у Нэнси Хавок. На завтрак ели вафли всем домом, включая даже Принца, что уж было совершенно лишнее; слушали по радио рождественские гимны, а потом все бросились одеваться и заканчивать приготовления к семейному торжеству, назначенному на два часа дня.
Главою семьи был отец Нийла, доктор Кеннет М.Кингсблад, заслуживший всеобщее уважение в городе отличным качеством своих зубопротезных работ, своими чтениями из библии (для взрослых) при баптистской церкви, меткой стрельбой по тарелочкам и головоломками, которые он искусно выпиливал лобзиком из фанеры. Он был рыжеватый блондин, высокий, худой, добрый и нерешительный.
Мать Нийла, Фэйт, маленькая, хрупкая, темноволосая женщина, производила всегда такое впечатление, будто она побаивается жизни, будто недоумевает, неужели эти четверо рослых здоровых людей в самом деле ее дети. Но темные ее глаза горели таким же огнем, как у ее матери, Жюли Саксинар, разбитной, пикантной француженки, которой только бубна да красного платка не хватало для полного сходства с цыганкой. Глаза Фэйт словно жили своей жизнью, отдельно от этого тихого неопределенного существа, которое никогда не откликалось на то, что творится кругом.
Следующим по старшинству шел брат Роберт, коммерческий директор Хлеба Витавим, со своей женой Элис и тремя детьми, из которых меньшая, Руби, была подружкой Бидди. Но Элис была не только женой Роберта Кингсблада. Она приходилась родной сестрой Харолду В.Уиттику, чемпиону-тяжеловесу рекламной поэзии.
За ними следовали сестра Нийла, Китти Сэйворд и ее Чарльз. А самым младшим представителем этого поколения Кингсбладов являлась Джоан, которая еще жила в родительском доме. Джоан была десятью годами моложе Нийла, довольно хорошенькая, довольно умная, довольно неинтересная. Она думала, что хочет уехать в Чикаго изучать искусство моделирования одежды, но в то же время знала, что хочет остаться здесь и выйти замуж, предпочтительно за своего жениха, приятного молодого человека, в данное время лейтенанта военного флота.
Итак, все племя было в сборе — девять взрослых и шестеро детей, не считая Шерли и Принца, — и хотя разговор шел о России, а также о химиотерапии, в доме царила атмосфера фермерской кухни не столь уже далеких предков. Младшие женщины хлопотали у плиты и накрывали на стол (почетное место было предоставлено хрустальной вазе с крюшоном), Нийл заботливо угощал мужчин коктейлями, а у камина в глубоком синем кресле восседала Фэйт Кингсблад и неопределенно улыбалась всем.
Доктор Кеннет занял хозяйское место во главе стола, за которым разместились все пятнадцать человек. (Пришлось подставить два ломберных столика, но под накрахмаленной скатертью это было незаметно.) Он любовно оглядел два ряда здоровых, цветущих людей, радуясь тому, какие они все красивые и веселые. Потом он склонил голову и высоким задушевным голосом прочитал молитву:
— Отец наш небесный, в эти полные опасностей дни ты уберег нас и сохранил, и вот мы вновь собрались вместе, чтобы отпраздновать великий праздник рождества сына твоего. Сохрани же нас всех, господи, и в наступающем году и не оставь своим благословением детей моих, благослови их, господи, благослови их.
Нийлу вспомнилось прошлогоднее рождество в госпитальной палате. Взгляд его скользнул по всем этим дорогим лицам, задержался на морщинистом лице отца, и у него вдруг перехватило дыхание.
— Ух ты, целых две индейки! — с уважением прошептала Руби.
После обеда дети, собаки и тетушки разбрелись по комнатам спать. Под вечер дом почтили своим посещением отец Вестл, Мортон Бихаус, и его брат Оливер. Они принесли подарки, ненужные вещицы из кожи и из пластмассы под слоновую кость. Доктору Кеннету приятно было видеть, как его сын просто и непринужденно держит себя с легендарными Бихаусами.