Одно только его смущало: вот он приступил к своему исследованию, а как, собственно, к этому приступают?
Медленно и задумчиво он обвел глазами комнату. Из всех его книг могли пригодиться разве что «История Англии для детей» Диккенса, «Всемирный альманах» да четырехтомная «Универсальная энциклопедия янки».
Он храбро раскрыл энциклопедию на статье «Екатерина Арагонская». Сведения о ней сводились к тому, что она была женою Генриха VIII, что у нее была дочь и не было сына и что пришлось пожертвовать Истинной Церковью, чтобы от нее отделаться.
«Ну, раз у нее не было сына, значит, ее сын не мог быть нашим предком. Нет, что-то не то».
«История Англии для детей» тоже не помогла ему.
Как же, черт возьми, берутся за эти самые исследования?
Вероятно, нужно для начала обратиться к какому-нибудь знающему человеку. Но к кому? В университете профессор истории никогда не выражал желания переписываться с теннисистами. Может, есть такой правительственный чиновник, который дает справки о том, как устанавливать исторические факты? И как фамилия этого автора, что так здорово знает историю и пишет большущие толстые книги — по пять долларов за том?
Как эти ученые докалываются до всяких подробностей о людях, которых уже давным-давно на свете нет? В университете он не питал особого уважения к преподавателям, он их побаивался и считал, что они только и думают о том, как бы поймать студентов, которые накануне пили пиво вместо того, чтобы заниматься.
«А пожалуй, работа у них не такая уж легкая. Ну как, например, они узнают, что хотел сказать Шекспир в такой-то строке, когда он, может быть, и писал-то ее вдребезги пьяный и сам бы не мог объяснить? Наверно, я, пока был студентом, много чего упустил. Придется теперь наверстывать».
К чести Нийла Кингсблада нужно сказать, что трудность задачи никогда не отпугивала его. Убедившись, что розыски его царственных предков потребуют усилий, он взялся за дело всерьез.
Он, прихрамывая, добежал до автобусной остановки, сошел у книжной лавки Риты Камбер и купил «Историю Англии» Тревельяна. В букинистическом отделе он увидел два сокровища, перед которыми не устоял, хоть и не думал, что они могут особенно ему пригодиться: мемуары леди Монтрессор «При дворе, в походах и в родовых усадьбах нашего прекрасного острова» — два тома в белых коленкоровых переплетах с геральдическим тиснением, богато иллюстрированные и почти даром — цена снижена с 22.50 до 4.67; и «Обзор документальных материалов о пожаловании ленными поместьями при Генрихе VIII» — диссертация д-ра философии Дж. Гумбольдта Спэра, цена при издании два с половиной доллара, теперь — пятнадцать центов.
Книги порядком оттянули ему руку, пока он тащил их к автобусу, и он растерянно думал: «Неужели я их когда-нибудь одолею?» Он переживал первые скорбные сомнения на своем академическом пути.
Еще он купил «Хоккей как искусство» Сэнди Гофа и эту книжку действительно прочел сначала до конца.
Узнав, что исследования начались, отец порылся в старых сундуках и дал Нийлу собственноручное письмо Дэниела Кингсблада, фермера и плотника, участника Гражданской войны, сына того самого Генри Арагона, которому пришлось уехать из Англии. Нийл так и впился в письмо.
«Августа 7-го дня, 1864 года.
Дорогая моя жена!
Берусь за перо, чтобы сообщить тебе, что я пока здоров, чего и вам с сыном желаю. Мы стоим где-то в Виргинии или в Каролине, верно не знаю, а сержант не говорит. Довольствие очень дурное, но жаловаться не приходится, кому-то надо воевать, только в сорок лет человеку не место на этой войне, будь она проклята. Офицеры — один хуже другого, очень нос задирают, а чуть сыро, ревматизм разыгрывается. Не нравятся мне эти горы, знай лазай вверх и вниз, то ли дело наша ферма в Мичигане, хоть там и Дикий Запад. Новостей пока никаких нет, вчера на лагерь была атака, но не очень злая, скорее всего серопузым война так же не по душе, как и нам. Остаюсь в добром здоровье, чего и вам желаю. Больше писать некогда, любящий тебя муж
Доктор Кеннет, нервно шевеля в воздухе пальцами, убеждал сына:
— Удивительное письмо, а? Так и видишь старого солдата, честное слово! Были же патриоты в то время! Никогда не роптали — все готовы были вытерпеть для спасения родины. Удивительное письмо! Какой-нибудь историк, наверно, дорого бы заплатил, чтобы посмотреть на это письмо, но я его даже издали никому не покажу, и ты смотри не показывай, если кто-нибудь пронюхает и будет просить. Ну, это тебя воодушевит, правда?