ИЗ ПИСЬМА Г. С. Салько (Макаренко)
27 мая 1928
...Когда в какую-нибудь тяжелую минуту я обращаюсь к акеану нашего чувства, для меня не существует уже ничего тяжелого, ничего страшного, ничего горестного. Так прекрасно высоко тогда стоять на ветру, знаете, когда треплются полы, свистит в ушах и захватывает дыхание. И ничего не нужно, кроме этой прекрасной чистой бури, и даже прекрасно, что кругом только небо и дали. Когда много ветра и неба, тогда просыпается какая-то "верхняя" философия, какая-то особенная ценность человеческой сущности. Это и есть любовь...
Н. Ф. Остроменцкой
7 июля 1928
Дорогая Надежда Феликсовна!
Я не думаю на Вас сердиться. В Москву не поехал потому, что ожидаем Горького, у меня хлопот видимо-невидимо - дышать некогда, - и сейчас пишу между двумя делами.
В письме в редакцию#1 и не думал отрекаться от Вас, я только отказался быть вполне адекватным Вашему все-таки художественному изображению. Ваше право быть художником и даже сделать из меня, так сказать, героя.
Мое право быть более скромным и не претендовать ни на какие лавры. После Вашей статьи меня здесь стали доедать вконец. После речи Н. К. Крупской на комсомольском сьезде#2, в которой она упомянула о Вашей статье я уже не видел другого выхода, как уйти из колонии. Сейчас сдаю колонию, жду только приезда Горького, он у нас будет во второй половине июня#3.
Горький в своем письме пишет, что, когда читал Вашу статью, чуть не заплакал, "от волнения и радости". Вот видите, что Вы наделали с такими великими людьми, как Макаренко и Горький.
Как только приму Горького, поеду в Москву, страшно хочу Вас видеть, напишите, как и где Вас найти. Когда буду выезжать, пошлю Вам телеграмму, чтобы Вы, если можно, меня встретили. Хорошо?
А сейчас простите за такое вихрастое письмо, ей-богу, умираю от работы.
Пишите мне.
Харьков, вокзал, до востребования.
Ваш А. Макаренко
P.S. Что касается "моего полного согласия" с Вашим текстом, то это не совсем так. Когда Вы мне читали Вашу статью, я просил Вас о "побоях" говорить осторожнее, и Вы обещали.
А. М.
ИЗ ПИСЬМА Г. С. Салько (Макаренко)
15 сентября 1928
...Заходит солнце. Оно как раз освещает мой стол немного слева и сзади. Телефон на столе кажется золотым. И золотые окурки в пепельнице. В саду сыгровка оркестра. Какой-то вальс. Кто-то пробежал со смехом мимо окна. А Вы сейчас в купе, и солнце тоже золотит и Ваши кудри, и Вашего соседа, и свежие чехлы на диванах. Мы с Вами освещены сейчас одним вечерним солнцем...
Н. Ф. Остроменцкой
18 сентября 1928
Милая Надежда Феликсовна!
Спасибо, что написали. Если в октябре или ноябре в "Народном учителе" что-нибудь появится, хотя бы даже ругательное, будет очень хорошо, это даст возможность поставить здесь ребром некоторые вопросы.
Вопрос о книге не так легко решается, как кажется Вам. Кое-что я мог бы написать, но беллетристические картинки едва ли у Вас сейчас получатся хорошо. Ведь Вы колонии не видели больше двух лет. За это время много воды утекло, и самый быт колонии здорово изменился. Наконец, картинки эти, очевидно, нужно писать в настоящем времени, а настоящего времени в колонии как раз нет. Там уже новый заведующий и новые люди, 90% ребят тоже новые, и, следовательно, новый быт и обычаи. Колония еще недолго проживет совершенно благополучно, получится так, что Ваши картинки будут говорить о покойнике. Вообще же против сотрудничества с Вами я ничего не имею, только боюсь, что из этого ничего не выйдет: мы слишком далеко живем друг от друга. Для того, чтобы я начал писать, нужно, чтобы меня кто-нибудь толкал здесь рядом, иначе я никогда не найду свободного времени.
Я сейчас уже начинаю забывать о колонии им. Горького, увлечен работой в коммуне им. Дзержинского, здесь получается очень ново и интересно.
Желаю Вам всего хорошего.
А. Макаренко
Мешает мне работать та травля, которая ведется и сейчас против меня и всех горьковцев. Здесь задумали, кажется, вообще лишить меня возможности работать, моих коллег по колонии им. горького просто разгоняют. Это все создает такие условия, когда для писания просто нет свободной души, хочется просто ругаться, ну, а мою ругань никто, конечно, не напечатает.
А. М.
Н. Ф. Остроменцкой
16 октября 1928
Харьков
коммуна им. Ф. Э. Дзержинского
Милая Надежда Феликсовна!
Простите, что не отвечал Вам так долго. Все собирался, но так не собрался. Теперь вообще страшно занят, хотя вся моя работа состоит в заведовании одной небольшой детской коммуной. Дела у меня здесь идут
хорошо, еще никого не бил из ребят, и сам убеждаюсь, что моя система хороша и без побоев. Сейчас у нас хорошее дружеское настроение, напоминающее мне последние месяцы в Полтаве. Но работа здесь, конечно, гораздо более углубленная, и я уверен, что не только товарищам из МОНО, но даже и из психоневрологического института есть чему у нас поучиться.
Так что с этой стороны я даже могу быть Вам благодарен за то, что "выперли" меня из колонии им. Горького. Зато сама колония им. М. Горького в результате обьединенных усилий многих более или менее умных и талантливых людей, в том числе и Наркомпроса, и из Комсомола, и из литературы, сейчас очень быстро идет к гибели. Там, конечно, закрыли командиров и отряды, бросили лозунг: "Довольно вам быть батраками, вам надо учиться" - и все пошло как по маслу. Теперь все сидят и разводят руками и, кажется, собираются запеть на такую выигрышную тему: все Макаренко виноват, все держалось на его личности, он ушел - и все пошло под гору. Все это замечательно симпатично получается. Ведь там "ушли" не только меня, "ушли" большую половину персонала, "ушли" старших ребят, прикрыли систему рабочего коллектива, сделали ставку на школу и лодырей, а теперь вспомнили о личности Макаренко.
Серьезно, за такие вещи нужно расстреливать, и если бы это сделали не с колонией, а с какой-нибудь фабрикой или заводом, то и расстреливали бы. А так как детский дом не производство и никаких якобы убытков никто от этого не несет, то и обходится все благополучно.
В прошлом письме Вы предлагали мне "на пару" выпустить книгу. Я к этому проекту отнесся отрицательно, потому что Ваша область, собственно говоря, область художественного творчества и Вам необходимо иметь свежие впечатления, а между тем Ваши впечатления относятся только к середине 1926 г. Я считаю что оперировать ими через 2 года не совсем ловко.
А вот вы приезжайте сейчас в колонию и дайте очерк о ее гибели. Там много очень интересного, и Ваш очерк произведети уже потому фурор, что будет лучшим аргументом против всяких возражений. Кстати, опишите и травлю колонии, которую мы здесь пережили, и отношение Горького, и много другого. Вообще, могла бы получиться очень боевая статья, которую у Вас "Народный учитель" с руками бы оторвал. Кстати, и повидались бы с Вами. Я даже уверен, что "Народный учитель" дал бы Вам аванс на поездку. К тому же тут у нас есть такое интересное зрелище, как продолжение колонии им. М. Горького в коммуне им. Ф. Э. Дзержинского, в которой 90 горьковцев и горьковская система.
Я бы, конечно, потребовал, чтобы Вы статью писали здесь, чтобы она была подвергнута самой строгой редакции, и даже мог бы дать для Вашей статьи небольшое введение.
Чем не деловое предложение? Подумайте хорошенько. Это будет хороший удар по всем нашим врагам.
Будет ли какая-нибудь статья в "Народном учителе"? Вы писали, что она будет в октябре. Правда ли?
Вы на меня не сердитесь, я человек серьезно хороший, только не зараджен никакими Вашими предрассудками. Быть не зараженным предрассудками имеет право не всякий, а вот я его имею. Это право я завоевал очень многими путями, какими - не сейчас говорить, когда-нибудь поговорим.
Спасибо, что не забываете. Как окончилось преследование Вас той внедьмой, о которой Вы писали? Напишите.
Пишите так: Харьков, почтовый ящик N 309, коммуна им. Ф. Э. Дзержинского, мне.