14 августа 1938 г.
В БИБЛИОТЕКЕ
Библиотека у Вали не очень бедная, но в ней тесно, темно, а снаружи у дверей нет ни одной витрины, ни одного рекомендательного списка. Валя работает в библиотеке всего вторую неделю, за это время даже самый опытный библиотекарь ничего бы не успел сделать.
Кое-какие книги Валя раскладывает на столах. Они лежат в хороших ярких переплетах с красивыми заглавными надписями, с золотым и серебрянным тиснением. Иногда их берут в руки и перелистывают, но затихают со склоненной головой вовсе не над ними, а над тоненькими тетрадками журналов "Наука и техника", "За рулем", "Радио". Валя знает, что это необходимые признаки первого читательского этапа. Когда она ближе познакомится с посетителями библиотеки, дело пойдет быстрее. Уже вчера к ней подошел юноша с черными глазами, хорошенький, как девушка, и несмело попросил:
- Товарищ Осипова, честное слово... я не запачкаю и верну, в полной исправности верну, знаешь, когда? Я верну пятнадцатого числа. Хорошо?
В руках у него серый томик "Петра I".
- Так нельзя, - сказала Валя, - не разрешается на дом.
Юноша в смущении раскрыл "Петра I" и сказал так же нерешительно:
- Вот увидите, товарищ Осипова! Я никому не скажу, никто не узнает.
- Узнают. Вот вы понесете книжку домой, и все увидят, обязательно ко мне прибегут, скажут: Нестерову дали, и мне дайте.
Юноша обрадовался: опасность была не такой большой, как казалось Вале:
- Я, знаете? Я под поясом спрячу. Никто не узнает.
- Вот видите! Книгу под пояс! Разве можно?
- Ну, не под пояс... а знаете... я за пазуху положу, там чисто, честное слово, чисто.
И юноша через бортик гимнастерки показывает действительно чистый край сорочки.
А сегодня пришел из инструментального цеха Давид Резник, пересмотрел все книги на столах, потом стал против столика Вали:
- Скажите, есть такие книги, которые о любви?
Он не покраснел, а только посерьезнел и обьяснил, чтобы не было недоразумений:
- Это я знаю: есть романы, так в них просто все описывается про людей, как будто были такие люди. Так это я знаю. А может, у вас есть такие книги, чтобы не романы, а чтобы так... чтоб серьезно?
У Давида Резника длинное худое лицо, а нос полный, мясистый. Он не торчит вперед, как у других людей, а как будто привешен на лице. Скулы у Давида насилу помещаются под кожей, такие они острые и выпирающие. Вообще Давид только с большой натяжкой может быть назван красивым юношей. Но он стоит серьезный перед Валей и требует серьезную книгу о любви. По Давиду видно, что такая книга ему действительно нужна до зарезу, и Валя чувствует, что она обязана дать ее ему.
- Давид, что же вам предложить? Вы читали "Анну Каренину" Льва Толстого? Вы, кажется, брали у меня.
- Нет, "Анна Каренина" - что! Там ничего нет определенного. Это роман, я не хочу роман.
Валя морщит лоб. Нет, в ее библиотеке нет такой книги. С неприятным чувством вины она вспоминает, что такой книги она вообще не знает.
- Стойте, Давид! Как же это я забыла "Викторию" Гамсуна? Вы не читали?
- "Викторию"? Не читал. Гамсуна? А кто это такой - Гамсун? Это не наш? Так это не роман?
- Нет, роман. Но это ничего, Давид. Вы прочитайте.
- Нет, я не хочу роман. Роман меня не устраивает. И там, наверное, все плохо кончается. Печально кончается.
Он с грустным вопросом смотрит в глаза Вали. Валя разочарованно кивает. В самом деле у Гамсуна все грустно кончается.
- Нет. Вы посудите, товарищ Осипова! Для чего мне такая книга? Если нужно, чтоб печально кончилось, так это каждый сумеет. А если нужно, чтобы хорошо кончилось, так надо научиться. Странно, почему никто не напишет такую книгу? Такую книгу в первую очередь нужно написать.
Валя согласилась с Давидом, и Валя частично отвечает за отсутствие такой книги, но расстроенное лицо Давида начинает интересовать ее и с другой стороны:
- А для чего вам такая книга?
- Мало ли для чего? Надо же прочитать! Я не понимаю: о технике написали, о звездах написали, о разных животных, которых давно нет, тоже написали! А о любви почему-то не написали.
Давид улыбается и моментально хорошеет.
- Надо же сказать по этому вопросу что-нибудь определенное!
Он все-таки смотрит на Валю с надеждой, и Валя склоняет голову на бок.
- Давид, я поищу в городе такую книгу. Но, насколько я помню, нет такой книги, Давид.
- Спасибо, - говорит Давид Резник, - очень буду благодарен.
Он ушел последним, и Валя занялась приведением библиотеки в порядок. Она распределяла книги по полкам, складывала на столе газеты и журналы, и все ей казалось, что она сейчас вспомнит книгу о любви.
Потом вдруг она вспомнила другое: как странно, и она любила, и другие люди кругом любиби и любят, почему ни разу никому в голову не пришло издать серьезную книгу о любви, чтобы было написано все "определенно", как говорил Давид Резник. Валя прыгала с лестнички на лестничку, и быстрыми молниями проносились у нее все какие-то интересные и в общем приятные мысли: хорошо было, что Давид Резник ищет такую книгу, хорошо было, с другой стороны, что другие люди не искали такой книги и в душевной простоте считали себя специалистами в этой области. И может быть, замечательнее всего было то, что книга о любви еще не написана, но скоро ее кто-нибудь напишет. Она выйдет в советском издании, и Валя получит ее, свежую, чистую, свою, и никто не скажет о книге, что она отображает буржуазную мораль. В самом деле, что общего между Давидом Резником и Анной Карениной и зачем ему учиться страдать у Гамсуна? Вале даже показалось на одну только секундочку, что в мире все хорошо устроено, потому что, допустим, такую книгу о любви кто-нибудь написал...
Валя остановилась с пачкой книг в руках и мечтательно улыбнулась: воображаю, какая получилась бы гадость. Разве можно написать книгу о любви, вообще о любви? Чудак этот Давид! Ему все хочется знать, чтобы все было определенно, тогда и жить не нужно. Зачем жить, если все написано. Прочитал и... все как по нотам!
Валя даже вздрогнула от отвращения. Она нахмурила бровки и, подымая книги к полке, закусила губу. Пускай. В ее жизни любовь тоже получилась... очень, очень неудачно. Ну и пускай. Все-таки это лучше, чем по книге. И кроме того, а кто знает, как будет завтра? Никто не знает. Какая завтра придет любовь? Может быть, такая придет, что Гамсуну не снилась.