С. 502....о датском писателе Маделунге... — Один случай, когда Маделунг спас Савинкова от ареста, описан в «Воспоминаниях» Савинкова (Былое, 1918, № 30. С. 44—46). В октябре 1907 в Копенгагене встречавший его Маделунг заметил русских агентов и датских детективов, рассматривавших фотографию Савинкова, и успел его предупредить, а затем спрятать и переправить в Швецию. Маделунг перевел на датский язык первый роман Савинкова (В. Ропшина) «Конь бледный» (1909), см.: Письма... к О. Маделунгу... С. 9. Можно предположить, что третий — неназванный — живой современник, с кем Савинков до конца сохранил добрые отношения, это сам Ремизов.
...о еще живых.. — Вероятно, Ремизов имеет в виду И. И. Фондаминского-Бунакова, одного из товарищей Савинкова по партии эсеров. Из Москвы он написал письмо Фондаминскому (датировано 19 ноября 1924 г., Внутренняя тюрьма), где подчеркивал свои неизменно добрые чувства к адресату: «Я-то от вас никогда не отрекусь — 20 лет из жизни не выкинешь, да и не видел я никогда ничего от вас плохого, а только хорошее. Примите же мою искреннюю к вам любовь и искреннее уважение <...>» (Савинков Б. Посмертные статьи и письма. М., 1926. С. 10). Это отношение отличается от высказываний Савинкова о других руководителях партии эсеров. Так, крайне негативным было отношение Савинкова к В. М. Чернову. В памфлете «Виктор Михайлович Чернов», написанном на Лубянке за несколько недель до смерти, Савинков обличал Чернова в трусости — роль теоретика «ограждала» Чернова от непосредственной опасности вооруженной борьбы (Савинков Б. Посмертные статьи и письма. С. 31—39). Эта статья — презрительный ответ Чернову, утверждавшему, что Савинков не был «партийным», а был всего лишь «террористом». Чернов напечатал статью «Савинков в рядах П. С.-Р.», где подчеркивал его индивидуализм, неизбежно приведший к разрыву с партией (Воля России (Прага), 1924, № 14—15. С. 154—163). Взаимное недоверие руководства партии эсеров и Савинкова восходило еще к предреволюционным годам. В частности, после публикации «Коня бледного» поднимался вопрос об исключении его из партии (Чернов. Савинков в рядах П. С.-Р. С. 158—159). Савинков был исключен только в 1917 г. после «дела Корнилова»). Второй роман Савинкова (названный, как сказка Гаршина, «То, чего не было», 1882) вызвал бурную реакцию революционных кругов (см. Муратова К. Д. История русской литературы конца XIX — нач. XX века. Библиографический указатель. М., 1963. С. 361). Среди множества откликов на «То, чего не было» имелось, между прочим, и указание на связь Савинкова-романиста с Ремизовым (Иванов-Разумник Р. В. Было или не было? // Иванов-Разумник Р. В. Заветное. О культурной традиции. Статьи 1912—1913 гг. Пб., 1922. С. 123—148). В первой редакции «Пруда» Савинков — прототип ссыльного революционера Катинова, подвергшего Николая Финогенова «товарищескому суду» и остракизму. Сцены жизни ссыльных и эпизод суда над Николаем неоднократно переделывались и редактировались Ремизовым и Щеголевым, пока не были исключены в первом отдельном издании романа.
С. 502....о Лёве — Лев Савинков — сын Б. В. Савинкова, от второго брака с Е. И. Зильберберг, поэт (автор сб. стихов «Аванпост». Париж, 1936).
С. 504....не «лягушка», а «камень»... — Ср. «каменную лягушку» в романе «Пруд».
С. 505 Голоса ему не надо было... — О языке Савинкова, в связи с его фронтовыми очерками, писал Федор Степун: «Ложность савинковского самоанализа подтверждается, как мне кажется, и языком его очерков. <...> Насколько язык Савинкова нетипичен для русской литературно-публицистической традиции, настолько же он типичен для самого Савинкова. (Степун Ф. Бывшее и несбывшееся. Т. 2. С. 83—84.)
Так оно и было на суде... — На суде Савинков рассказывал о своей деятельности, подробно пересказывая ее различные эпизоды. См.: «Борис Савинков перед Военной коллегией Верховного суда СССР».
Я вас видел 7 мая... — 7 мая 1925 г. — официальная дата смерти Савинкова, сообщение о которой было сделано только 13 мая. См. публикацию ремизовского «литературного сна» («Савинков»), посвященного осмыслению его гибели: «Вернулся тайно в Россию Б. В. Савинков. И когда это стало известно, говорят мне: // — Есть единственный способ поступить с ним по-дружески: идите и застрелите его сонного. Иначе все равно его повесят // Я взял с собой револьвер и действительно нашел Савинкова в моей комнате: лежит на кровати, спит. Но тут я заметил, что я совсем не одет, — в одной сорочке // «Неловко, — думаю, — когда я его застрелю, подымется суматоха, придет полиция, протокол составлять, а я в таком виде! // И начинаю одеваться. И пока-то я одевался да застегивался, Савинков проснулся — увидел меня, обрадовался // — Вот как хорошо, — говорит, — что вы пришли и с револьвером: теперь можно будет убежать. Побежимте вместе! // А я ничего, молчу // «Как же так, — думаю, — я должен убить его и это, ведь, будет самое дружеское, что я могу для него сделать, а он. «побежимте вместе!» Мне-то бежать?! Да и куда? Такой жизнью я не могу жить, как он!» // И говорю ему: // — Борис Викторович, давайте вместе застрелимся? // А он — головой так: не хочет, значит, не согласен // «Ну, — думаю, — застрелить-то я его теперь уж никак не могу, рука не подымется; тогда еще, как спал он, тогда другое дело. А теперь лучше я сам!» // И бросив револьвер, я твердо пошел к окну». Опубл.: Слово (Рига), 1925, № 1, 11 нояб. С. 3.