— Неужели я.., о, черт! — Бобби поспешил запихнуть короткую клюшку в мешок и достал ниблик.
Франки не без злорадства наблюдала, как он пять раз подряд ударил по мячу. Вокруг носились клубы песка.
— У тебя очко, — сказал Бобби, подбирая мяч.
— Да уж надо думать, — сказала Франки. — И значит, я выиграла.
— Сыграем еще одну напоследок?
— Пожалуй, нет. У меня куча дел.
— Понял. Иначе и быть не может. Они молча направились к зданию клуба.
— Что ж, до свиданья, Бобби, — сказала Франки, протягивая ему руку. — Было распрекрасно иметь тебя на подхвате и пользоваться твоими услугами, пока я была здесь. Быть может, мы вновь с тобой свидимся, если не подвернется ничего более интересного.
— Послушай, Франки…
— Быть может, ты удостоишь своим присутствием мой прием в саду. Надеюсь, в «Вулвортсе» ты сумеешь по дешевке обзавестись перламутровыми пуговицами.
— Франки…
Слова Бобби потонули в шуме мотора, Франки уже завела свой «бентли». Небрежно махнув ему рукой, она отъехала.
— Черт! — вырвалось у Бобби. Это уж она чересчур. Возможно, он высказался не слишком тактично, но, черт побери, ведь, по существу-то, он прав.
Хотя, возможно, и не следовало так откровенничать. Оставшиеся до отъезда три дня тянулись бесконечно. У викария разболелось горло, и разговаривал он исключительно шепотом и совсем мало. Присутствие своего четвертого сына он переносил с христианским смирением. Только раз или два не удержался — процитировал строфу из Шекспира о том, что «укуса змей страшнее детей неблагодарность…»[11].
В субботу Бобби понял, что накаленную атмосферу родных пенатов ему больше не вынести. Он попросил миссис Робертс, заправлявшую вместе с мужем хозяйством викария, сделать ему несколько сандвичей и, прихватив еще заранее купленную бутылку пива, в одиночестве отправился на пикник.
В последние дни ему отчаянно не хватало Франки. Эти старики просто невыносимы… Знай долдонят одно и то же.
Бобби растянулся на заросшем папоротниками берегу реки, обдумывая важный вопрос: то ли ему сперва закусить, а потом поспать, то ли сперва поспать, а потом закусить.
Вскоре его сморил сон, и все решилось само собой.
Проснулся он уже в половине третьего. При мысли о том, как осудил бы подобное времяпрепровождение отец, Бобби усмехнулся. Прошагать пешком миль двенадцать по свежему воздуху — вот как должно проводить досуг здоровому молодому человеку. И только тогда сей молодой человек с полным правом мог бы произнести сакраментальное: «А теперь, полагаю, я заработал право на обед».
«Чушь какая-то, — подумал Бобби. — Почему право на обед надо зарабатывать, шляясь по округе, когда тебе совсем этого не хочется? И какая в этом заслуга? Если тебе нравится ходить, тогда ты просто потакаешь своим желаниям, а если нет, надо быть полным идиотом, чтобы тащиться в такую даль».
Придя к такому заключению, он принялся за сандвичи, смакуя каждый кусочек. Потом, удовлетворенно вздохнув, откупорил бутылку пива. Пиво оказалось непривычно горькое, но освежало…
Бобби забросил пустую бутылку в заросли вереска и опять откинулся на землю.
Он ощутил себя чуть ли не Господом Богом. Мир лежал у его ног. Слова не новые, но чем они плохи? Все ему подвластно.., все, стоит только захотеть! Великолепнейшие планы, смелые замыслы мелькали в голове. Потом опять стало клонить в сон. Все смешалось. Он уснул… Тяжелым, цепенящим сном…
Глава 7
Спасение
В своем большом зеленом «бентли» Франки подъехала к краю тротуара и остановилась перед большим старомодным особняком, над дверью которого было начертано: «Святая Асафа»[12].
Выскочив из автомобиля, она взяла с сиденья большой букет лилий. Потом позвонила в дверной колокольчик. На пороге появилась женщина в форме медицинской сестры.
— Могу я повидать мистера Джоунза? — спросила Франки.
Сестра с острым интересом окинула взглядом «бентли», лилии и саму Франки.
— Как ему передать, кто его спрашивает?
— Леди Франсез Деруэнт.
Это имя произвело на сестру впечатление — их пациент сразу возвысился в ее глазах.
Она провела Франки наверх, в комнату на втором этаже.
— К вам посетительница, мистер Джоунз. И кто бы вы думали? Это будет вам приятный сюрприз, — заключила она нарочито бодрым тоном, которым обычно разговаривает больничный персонал.
— Господи! — воскликнул изумленный Бобби. — Франки, ты?!