Пуаро кивнул.
– Но она не знала, что вы знаете? Она не знала, что вы ее заметили?
– Бедное дитя, – сказала миссис Лорример. – Юная, перепуганная, какую жизнь она себе уготовила. Что же удивительного, что я… ну, придержала язык?
– Нет, нет, я не удивляюсь.
– Особенно зная, что я… что я сама… – Она закончила фразу пожатием плеч. – Мне не пристало выступать в роли обвинителя. Это я предоставила полиции.
– Совершенно верно. Но сегодня вы пошли дальше, подставив себя.
– Я никогда не была жалостливой женщиной, – мрачно сказала миссис Лорример, – но, видимо, это качество проявляется у человека в зрелом возрасте. Уверяю вас, меня нелегко разжалобить.
– Жалость не всегда верный ориентир, мадам. Мадемуазель Энн молода, она такая хрупкая, производит впечатление такой робкой, перепуганной, о да, она кажется подходящим объектом для жалости. Но я не разделяю вашего к ней отношения. Рассказать вам, мадам, почему мисс Энн Мередит убила мистера Шайтану? Она сделала это потому, что ему стало известно, что ранее она убила почтенную даму, при которой была компаньонкой. Убила только потому, что дама поймала ее на мелкой краже.
Миссис Лорример определенно была поражена.
– Это правда, мсье Пуаро?
– У меня нет ни малейшего сомнения. Такая тихоня, сама кротость, разве подумаешь? Но она опасна, мадам, эта крошка мадемуазель Энн! Там, где дело касается ее безопасности, ее собственного комфорта, она будет бить исподтишка, ни о чем от страха не думая. Мадемуазель Энн не ограничится этими двумя преступлениями. Благодаря им она в следующий раз только будет чувствовать себя еще уверенней.
– То, что вы говорите, ужасно, мсье Пуаро. Ужасно, – отрывисто произнесла она.
Пуаро поднялся.
– Мадам, теперь я откланяюсь. Подумайте над тем, что я вам сказал.
Миссис Лорример выглядела несколько растерянной. Пытаясь все же сохранить свой неприступно-холодный тон, она сказала:
– Если я сочту уместным, я буду отрицать весь наш разговор. Запомните, у вас нет свидетелей. То, что я вам только что рассказала об увиденном в тот роковой вечер, это… ну, сугубо между нами.
– Все будет делаться только с вашего согласия, мадам, – торжественно заверил Пуаро. – И будьте покойны: у меня есть свои методы. Теперь, когда я знаю, куда ведет дорожка.
Он взял ее руку и поднес к своим губам.
– Позвольте сказать вам, мадам, что вы замечательнейшая женщина. Мое вам почтение и уважение. Да, не сомневаюсь, одна из тысячи. Потому что вы не сделали даже того, перед чем не устояли бы девятьсот девяносто девять женщин из тысячи.
– Чего же это?
– Не сказали, почему вы убили своего мужа, и не стали уверять меня, как справедлива была эта акция.
Миссис Лорример гордо выпрямилась.
– Право же, мсье Пуаро, – строго сказала она, – мои причины – это мое личное дело.
– Magnifique![172] – воскликнул Пуаро, вновь поднес ее руку к губам и вышел из комнаты.
На улице было холодно, и он принялся высматривать такси, но ни одно не появлялось. Тогда он двинулся пешком в сторону Кингс-роуд.
Пуаро пребывал в глубокой задумчивости, то кивая себе своей яйцеобразной головой, то покачивая ею.
Оглянувшись, он увидел, что кто-то поднимается по ступенькам в дом к миссис Лорример. Кто-то, фигурой очень похожий на Энн Мередит. Он подумал с минуту, не вернуться ли ему, но в конце концов решил идти дальше.
Придя домой, он обнаружил, что Баттл ушел, не оставив ему даже записки. Он принялся ему звонить.
– Хэлло, – отозвался Баттл. – Добыли что-нибудь?
– Je crois bien, mon ami![173] Нам надо добраться до этой Мередит, и поскорее.
– Я и так до нее добираюсь, но зачем торопиться?
– Потому что, друг мой, она может быть очень опасна.
Баттл помолчал немного. Потом сказал:
– Я знаю, что вы имеете в виду. Но это не… А, ладно, не стоит испытывать судьбу. Я, собственно, послал ей официальную записку, что зайду к ней завтра. Подумал, что, может быть, лучше заставить ее немножко попереживать.
– Что ж, вариант, по крайней мере. Я могу составить вам компанию?