– Шмуклер? – спрашивает. – Это что же, барышничаете?
– Ах, и это вам не известно-с! Нет-с, барышничать не барышничаю, а с барышником бываю.
Так это горошком пустил, легонечко и вежливо, как по атласу чиркнул. Опять ножку подзанозил.
– Так кто же в таком случае вы будете?
– Шмуклер-с буду. А как вам это неизвестно, так я – ба-сонщик. А ежели и это вам неизвестно, так я – бахромщик.
Вот уж вы и серчаете, что я непонятными словами выражаю, а слова эти самые рабочие, мастеровой народ знает А сами вы через в два в третье на иностранном языке говорите. Но это я к слову. Потому, может быть, вы даже и не русский человек, а из-за границы, с заграничными образцами, как комижор. Бахрому выделываем, шнурки, кисти, аграмант, аграфчики, ленточки, различные модные аппликации, – басонный товар. Всякие модные товары. Для украшения жизни. И у меня – мастерская. Полтораста человек народу кормится. Семьдесят пять женщин и семьдесят пять мужчин. И женщины у меня получают теперь по восемь рублей в день, а мужчины – по десять и по двенадцать. По-стойте-с. От каждой женщины мне остается на круг, – от всех моих оби-ходов, работы и капиталу, – в день по сорок копеек-с… от каждого мужчины – по шесть гривен и до рубля-с. Итак, сосчитайте и теперь скажите, кто я буду теперь на ваш глазомер? Капиталист ли буржуй, из которого надо кишки выпустить и все заведение и капиталы-орудия отобрать, или как?
Храбро так говорит, всенародно, а сам поджидает, что из этого произойдет. Оратор прикинул и говорит:
– Итак, вы с народа выгребаете к двадцати тысячам…
– И даже больше-с… Не совсем верно высчитали!
– Вы, говорит, – капиталист самый и, конечно, эксплоа-татор! Сосете!
И народ стал шуметь: все с нас! А старичок и глазом не моргает. Никакого страху!
– Так-с. Вот, стало быть, и нашли мне место. Очень вами благодарен. Значит, по вашей практике надо со мною как? Вот приходите ко мне в мастерскую и отбирайте. Мне, может, и кишки выпустите, как грабителю народа, и начинайте дело. На место меня нанимайте управляющего специалиста по нонышним ценам, тыщь за десять, а и больше. Целый комитет-с для управления. Но постойте-с. Я вам и адресочки своих покупателей, магазинов предоставлю. И поимейте в виду-с: я вам аграмантик продаю по два сорок за аршин, а они – и по пять, бывает. И даже до трехсот процентов!
– Слышите, товарищи? – говорит тот-то. – Триста процентов!
А старичок сейчас стрелу ему:
– Чистый грабеж! Я всего-то с обороту шестьдесят – сорок возьму, а они – триста, сударь, мошенники! Ну, как же и им-то кишки не выпустить? Первое дело – им! Их-то и вышибайте живым манером. И хорошо-с. И тех-с, кому они товар направляют. У каждого по десятку иногородних. И тех-с. Те, случается, еще чище лущат. Вот как вычистите всю эту грабиловку… а эти-то, мои-то полтораста человек, они терпеливо ждут и вас благодарят. Вы им, понятно, каждый день тысячки полторы выплачиваете. Понятно, у вас большие капиталы уж припасены… вот, может быть, даже и в этом портфельчике лежат-ждут наикрупнейшие бумаги! Материал едет на пароходах, кредит вам банки открыли, ежели еще вы банки пощадите… а банки знают вас очень прекрасно, какие у вас богатейшие торговые дела, знают за хорошего человека, вексельки ваши учитывают без сумле-ния. За товар вам шлют… Чего-с? И платите вы рабочим по полтиннику в день лишку. Ась? Или не так-с? Или, может, у вас материалы еще не закуплены? В кредит вам не отпус-скают? Возможно-с, очень даже возможно, что и не отпустят. Иван Стратонов и Сын не отпустит. Так Ивана-то Стратонова с Сыном можно и побоку! А? Или нет? И банки побоку – такие непонимающие, не желают вексельков учесть!
– Ну, вы, пожалуйста, не издевайтесь, раз не понимаете…
– Боже сохрани! Как же я издеваюсь?! Это вот вы, сударь прекрасный, над людьми издеваетесь! Для торговцев, которые по существу порядка плохо ли, хорошо ли, а дела строили и людям заработок предоставляли, – ну, и пользовались за свою работу, правду сказать, – и шибко пользовались, но таков порядок, – вы иного слова и не нашли, как жулик и кишки ему надо выпустить… Вы над народом хоче-те опыт произвести, призываете силой всю махинацию перекроить и без хлеба людей оставить? Понимаю-с. Я-то очень хорошо понимаю-с. Ежели мне сапожек жмет, я его резаком не располосую, я как-нибудь аккуратно починю, перешью-с. Я семь десятков работаю! А вы в мастерской воздуху-то поди и не нюхивали, а из книг сличали! Вы-то вот на тумбочке пошумите, а там – и за уголок-с. А мои-то рабочие за уголок-то не убегут. Ведь у них и детишки есть, за границу им – не рука. Говорит они не умеют, чтобы за разговор хлеба кусок добыть. Что-то и выходит не тово-с. С какого-то другого конца надоть начинать. Дело-то, выходит, еще не скипело, чего-то не хватает. А чего-с, – не знаю. А то можно так и всю жизнь на кладбище сволочить, и ум к тому идет-с. Чего-то не хватает. Может, по-иному как надо-то-с, не знаю-с… Вы по этим делам мастер, вам должно быть видней. План какой-нибудь планомерный надо приспособлять, а ножичком не выйдет-с. А ведь это сразу-то… капитал-то всем получить, ведь – это только в ночное время происходит, по грабительскому делу. Вы уж, извините, в книжках сверьтесь. Все-таки и умные люди книжку пишут. Вы в умных сверьтесь.
Ну, сделайте ваше одолжение, и затуманил головы! А тот и говорит:
– Вы не так мои слова принимаете. Я говорю в общем смысле!
– Нет-с, вы прямо говорили, что надо кишки… И вот свидетели. Так ведите и отбирайте, сами! Но помните… ежели вы мне кишки оставите, я вот как есть, вот в этом снаряде, и денег у меня в кошельке сейчас двести тридцать семь рублей… я через две недели опять шмуклер-ком стану. И будет у меня шесть человек народу. Через месяц, – можете записать, – у меня будет двадцать человек! А через полгода – опять полтораста! От вас же и прибегут, голодные! Ведь вы-то им хлеба не дадите! И так я думаю, что без кишков-то вы сами и будете. Да-с. Потому что весь аппарат так налажен, сотни годов, что кишками не помочь нисколько. Подумайте, молодой человек. Да поучитесь делу на практике. Де-лу-с! Вот приходите ко мне, я вас и поучу, записи вам покажу. И чайком попою с вареньем. Может, и поучу, как свое дельце наладить, ежели пожелаете. Каждое новое дельце – жизни польза и украшение.
А потом к публике и говорит:
– А вы не слушайте его, братцы. Пустое говорит. Сам же и убежит за угол, как нашкодит. В карманах-то у него, поглядите, одна старая газетка со словами! Права свои отстаивайте, да с умом! Умный человек пойдет на ваше право, покуда сможет, на уступку. А не сможет, все равно, дело погубит, кинет. Глядите-ка, сколько делов сыпаться начинают. От жадности или как, а?..
И что же вы думаете? Поняли! Правильно, говорят, дедушка сказал. Сам, может, и жулик, а правильно! А тот и говорить не стал. Сказал: черная сотня! и дальше пошел. И что я вам скажу! В апреле месяце одна девчоночка на митинге как чудесно говорила! Влюбился. Тысяча человек слушала. Замлела вся, розовенькая, трепещется, глазки горят, ножками так и сучит от восторга… ну, чистый ребенок! И от всего сердца, даже до слез! Говорила, что теперь все будут богаты, – ей-Богу-с! – работать будут по два часа, так социализм указывает, ей это в книжке прочиталось. Как в раю все будем! Только, говорит, верьте нам! Верьте!! Так уверила, что и я было заплакал. Но, подумавши, рассудил, что это у ней сон прекрасный, а душа чистая, поцеловал бы как младенца. Ну, а тот, в куртке-то, на младенца не смахивает. У него и вид такой машинный. От этого можно бы ждать самой крепкой мерки, глазу вострого. А вот поди ты! На модном товаре старикашка его подковырнул! А недавно случилось мне одного социалиста послушать, лекцию читал. Хожу теперь и я иногда на лекцию, стараюсь сообразиться. И что же-с? Как копию с него старичок-то снял. Будто и он на лекции был! Точку в точку. Говорит: такой уж у нас пока строй жизни, что нужно еще завершить круг развития. Но только старик тот на примере, на модном товаре показал как навырез. Очень обстоятельно. А если к сурьезному товару подойтить, – и совсем точно будет. Не завершен, говорит, еще круг развития!..