Вот до чего дошел! А мальчишки за ним, понятно, – кричат-балуют:
– Всемога-Всемога, дай копеечку! Всемога-Всемога, недалече тебе до Бога?..
– Я все-о могу!.. И по морю могу, и по небу могу!..
А дождь большой был, кончился, – и над морем, по небу-то громадная радуга перекинулась. Прямо – дуга-ворота. А тут один мальчишка вострый – умней его во всем городе не было, прачкин сын, – подкатился Всемоге под ноги и кричит:
– Всемога-Всемога, колечко дай!
А Всемога ему кулачище выставил и дает:
– На-кась, вы-куси!..
А мальчишка не унимается:
– Такое-то колечко и у меня недалечко! А ты мне эвона какое колечко дай!
Да на радугу-то и покажи!
Глянул Всемога на радугу – уперся. Смотрел-смотрел, как баран на воду, да как пустит все… таким, нехорошим словом!..
И пошел. Идет да свое орет:
– Я все-о могу-у!.. И гусей могу, и лебедей могу, и кашу могу… Я Всемога… всего у меня много… плевать мне на… черта и на Бога!..
А уж и ночь, темно. А он идет и орет, – вот что сказал-то, про Бога… И вдруг ему, будто ветром:
– Стой! к разделке теперь, Всемога! – да так, будто по голове колом!
Уперся Всемога – нет ему дальше ходу. А черно-та!.. И слышит – под ногами, будто, скрипит кто-то, шипит-скрипит:
– Сроки дошли, Всемога. Поиграли – будя. Давай мое, чего уговорено, на подметки!
Вгляделся Всемога – самый он, бес! Стоит перед ним столбом, красные губы облизывает, огневые, зубами щелкает. Черный, не то серый, – не разберешь. Тут Всемоге – будто в душу ударило: большое что-то да таково страшное показалось, – ахнул! Размахнулся что было силы, да как на того гукнет, да головой… да с яру-то в прорву самую, в чернотищу-то, да об камни…
Поутру нашли – видят: сапоги с подковками из воды торчат, а самая голова – в море пьет.
Напился, понятно, вдосталь.
Октябрь 1919 г.
Алушта
Инородное тело
Жила в городе Городище вдова-мещанка, – на торг калачи пекла.
Капиталов от калачей не наживешь, понятно; вот и Матрена Ивановна: жила не то чтобы небогато, а особой нужды не знала. И домишко, и добришко было, как человеку полагается. С Ванюшкой после покойника осталась – не прожилась, а кое-чего еще и прикопила. Да и парнишка – в ее пошел, смекалистый: то муки на калачи дешевле соседей купит, то баранок каких – сахарных там, – навертит… – дело-то и идет.
Пошла Матрена Ивановна распространяться. И лошадку прикупила – калачи на базар возить, и то и се… Стали уж соседи поглядывать, затылки почесывать:
– Во взялась! Эдак она и нас накроет. Как, бывало, пу-жал покойник… какую выпужал!..
А Ванюшка хоть по делу и дошлый был, а в послушании у матери находился: всей ему и дороги было, что в торг да в церкву. Отец Семен, бывало, удивляется:
– Смотрю, Матрена Ивановна, на сынка вашего… – овца и овца! Табачком бы только не забаловался или… не дай Бог, задумываться начнет… – уж больно тих!..
– Тьфу-тьфу… Уж так-то смирен-смирен… – те-ленок! Ай гармошку ему купить? тих-то больно?..
– Ну что ж… купите, Матрена Ивановна, гармошку. Музыка… Она от мыслей отводить будет.
Словом, жили – Господа-Бога благодарили.
Вот раз повез Ванюшка калачи-баранки на торг, а сосед ихний, Карла Иваныч, – в Городище маковыми кренделями торговал, – к воротам вышел и говорит:
– Базар да рынок! А ты чего ж это, Ванюшка, конпанию-то расстраиваешь, маковы кренделя вертеть пустился?..
– А что ж, – говорит Ванюша, – мух ловить? Эка невидаль – кренделя! Я, годи, ужотка и аглицкого печенья напеку, все Городище пряниками засыплю.
Ну, деляга! А как ему с торгу ворочаться – Карла Иваныч опять у ворот стоит.
– Отторговались! – кричит. – Пивка бы, что ли, когда завернул распить, в шашки поиграть… Больно парень ты антиресный. Одному-то, чать, скушно?..
– Скушно не скушно, а что ж… мо-жно. В праздник ужо приду.
Порадовалась Матрена Ивановна – уважение-то какое ее Ванюшке! Карла-то Иванович очень солидный был, при капиталах.
– Сходи, Ванюшка. Может, и какое развитие получишь. Носом-то уж не шмыгай, нехорошо…
Ладно. Вот, в праздник, после обедни, чайку попил, пирожка поел – и в гости. Сапоги новые надел, со скрипом.
Угостил Карла Иванович Ванюшку пивком-кофейком, в шашки поиграли, – и говорит:
– Уж и голова ты, парень, – не нагляжусь! С зари до зари ломишь. Много, чать, жалованья получаешь?..
– Ничего не получаю. Кладет мать в сундук – в укладку, помрет – все мне пойдет.
– Так-то оно так… – Карла-то Иваныч ему, – да всякое бывает. Женский пол… Может, куда и на сторону кидает… В книжках-то какие романы про баб бывают!..
А пивка своим чередом подливает.
– Такого не должно быть… – говорит Ванюшка. – Она греха не любит.
– Грех-то в орех, а… может, она в кого и пхает?..
– Да в кого ей пхать-то?..
– Был слушок… Допрежде, будто, с Подгородищевым барином у ней было… А тебе и лаковы сапоги не купит! Другие вон на вильсипедах катаются, а который трудящий… Вот ты ее вильсипедом и пощупай, – скажется!
И растревожил. Пришел Ванюшка домой – не смотрит. Матрена Ивановна его пытает, как погулял, а он завалился на койку – ни слова.
– Да ай тебя там обидели? ты скажи…
– И скажу! – говорит Ванюшка. – С зари до зари ломаю, а мне и лаковых сапог нет?! В кого тебе деньги садить окромя меня?..
Так Матрена Ивановна и обомлела.
– Ай ты сдурел! – кричит. – Для тебя, глупого, и коплю. Помру – все оставлю.
– Зна-ем мы эти песни! Желаю лаковы сапоги – и все! И на вильсипеде гулять мне чтобы…
Ахнула, как про вильсипед услыхала:
– Голову-то сломить?!.. Да ни в жись! Сапоги я тебе куплю, ладно, а на вилисипеды у меня денег нету!..
– Не-ту?! Ладно.
Пришло время тесто месить, баранки вертеть, а Ванюшка лежит – в потолок уперся.
– Чего ж ты это бока-то належиваешь? – Матрена Ивановна-то ему… – Время тесто мять, калачи-баранки вертеть…
А Ванюшка – не желаю, можете вертеть сами! Она – и так, и сяк, – нет! Сама принялась вертеть-мять, хоть и трудно: женщина-то уж немолодая. Пошла к батюшке посоветоваться, что делать?
– И-и-ни-ни… и не покупайте! – батюшка-то ей. – Чего надумал, вилисипед! И себе голову ссодит, да еще и кого подшибет, – с судами не развяжешься. Лучше уж гармонью ему купите. Музыка… она сердце умягчает. А вилисипед… ни под каким видом!..
Воротилась Матрена Ивановна с торгу и плачется:
– И из головы выкинь… Гармонью тебе куплю, и лаковы сапоги можно, а этот… и не думай!.. Нонче и выручки-то всего ничего. Тесно-то как с горохом, покупатели обижаются.
– Ну, ладно. Хочь гармонью…
Опять за работу встал. А Карла Иваныч, понятно, свое ведет. Встрелся и говорит:
– А вильсипеда-то не купила! Ну, я тебе удовольствие окажу. Приходи, по саду на вильсипеде покатаешься, Мар-кушка-племянник ко мне приехал, – ума палата!
И зачал Ванюшка к ему ходить – пивком баловаться, с племянником разговаривать, на вильсипеде кататься. А домой пришел – волк волком. На мать зыкает – то не так, другое не так, положь ему жалованье настоящее да вильсипед чтобы беспременно…
Билась-билась Матрена Ивановна – бунтует. И торговлишка падает, и в дому непорядок, – голову потеряла. Пошла к отцу Семену.
– Ни под каким видом не уступайте! И от дела отобьется-завертится, и… Вон у господ Еремушкиных… купили так то вилисипед, а сынок-то все науки забросил, на вильсипиде крутится… а потом и за водочку принялся, и… – на ухо пошептал, – с го-рничной спутался, та-кой скандал!.. Купите уж лучше ему… часы серебреные. Время… оно к порядку приучает. Или книгу какую, душеполезную… хоть про Робинзона… Все дух-то ему поддержит. Завлекательная история, про пупугая…