Роман, несмотря на то, что в прозе, но может быть высоким поэтическим созданием. Роман не есть эпопея. Его скорей можно назвать драмой. Подобно драме, он есть сочинение слишком условленное. Он заключает также в себе строго и умно обдуманную завязку. Все лица, долженствующие действовать или, лучше, между которыми должно завязаться дело, должны быть взяты эаране автором; судьбою всякого из них озабочен автор и не может их пронести и передвигать быстро и во множестве, в виде пролетающих мимо явлений. Всяк приход лица, вначале, по-видимому, не значительный, уже возвещает о его участии потом. Всё, что ни является, является потому только, что связано слишком с судьбой самого героя. Здесь, как в драме, допускается одно только слишком тесное соединение между собою лиц; всякие же дальние между ними отношения или же встречи такого рода, без которых можно бы обойтись, есть порок в романе, делает его растянутым и скучным. Он летит, как драма, соединенный живым интересом самих лиц главного происшествия, в которое запутались действующи<е> лица, и которое кипящим ходом заставляет самые действую<щие> лица развивать и обнаруживать сильней и быстро свои характеры, увеличивая увлеченье. Потому всякое лицо требует окончательного поприща. Роман не берет всю жизнь, но замечательное происшествие в жизни, такое, которое заставило обнаружиться в блестящем виде жизнь, несмотря на условленное пространство.
Повесть избирает своим предметом случаи, действительно бывшие или могущие случиться со всяким человеком, — случай почему-нибудь замечательный в отношении психологическом, иногда даже вовсе без желания сказать нравоучение, но только остановить внимание мыслящего или наблюдателя. Повесть разнообразится чрезвычайно. Она может быть даже совершенно поэтическою и получает название поэмы, если происшествие, случившееся само по себе, имеет что-то поэтическое; или же придано ему поэтическое выражение отдаленность<ю> времени, в которое происшествие случилось; или же сам поэт взял его с той поэтической стороны, с какой может взять только поэт и которая только пребывает в нем. Так повесть Бахчисар<айский> фонтан есть уже поэма по тому теплому роскошному колориту, в который с начала до конца облек ее всю поэт. Она может быть просто живой рассказ, мастерски и живо рассказанный картинный случай, каковы Жуковского Матте<о> Фальк<оне>, Языкова Сурмин. Или же берет с сатирической стороны какой-нибудь случай, тогда делается значительным созданием, несмотря на мелочь взятого случая; таковы Модная жена <Дмитриева>, граф Нулин Пушкина, который сверх того имел значительное выражение, как живая картина. Иногда даже само происшествие не стоит внимания и берется только для того, чтобы выставить какую-нибудь отдельную картину, живую, характеристическую черту условного времени, места и нравов, а иногда и собственной фантазии поэта.
Сказка может быть созданием высоким, когда служит аллегорическою одеждою, облекающею высокую духовную истину, когда обнаруживает ощутительно и видимо даже простолюдину дело, доступное только мудрецу. Таковы отчасти две повести Жуковского о жизни человеческой. Сказка может быть созданье не высокое по своему содержанию, но <в> высшей степени исполненное прелести поэтической, если поэт, взяв народный мотив, возлелеет ее воображеньем своим и усвоит вполне себе и разовьет из <нее> поэму, как, например, Руслан и Людмила. Наконец, сказка может быть созданье значительное, когда содержание создано всё поэтом, но в духе народном отгаданы дух и время, какова Лермонтова <Про> купца Калашникова, и, наконец, сказка может быть просто пересказ почти слово в слово народной сказки, — созданье менее всего значительное, которое выигрывает только от того, когда поэт сумеет привести ее в лучший порядок, вычистить, удержав в ней то, что есть в ней ее характерное, и отстранив то, что <при>бавлено лишнего. Таковы сказки Жуковского <и> Пушкина о царе Султане, о царе Берендее, о царе Сал<тане?>, о Спящей царевне и семи братьях.
Ученые рассуждения и трактаты должны быть коротки и ясны, отнюдь не многословны. Нужно помнить, что наука для тех, которые еще не знают ее. В последнее время стали писать рассужд<ения> начиная с Лединых яиц. Это большая погрешность. Думая через это более раскрыть дело, более темнят. Терминов нужно держаться только тех, которые принадлежат миру той науки, о которой дело, а не общих философ<ских>, в которых блуждает, как в лабиринте, и отдаляется от дела. Приступ должен быть не велик и с первого же раза показать, в чем дело. Заключение должно повторить дело трактата и в сокращеньи обнять его снова, чтобы читатель мог повторить самому себ<е>.
Вечернее размышление, Лом<оносова>.
Водопад, Держ<авина>.
Гимн богу, Дмит<риева>.
· · · Капниста*.
Землетрясение, Языков<а>.
Пастырь, Пушкина*.
Подражание Иову, Ломонос <ова>.
Вельможа, Державин <а>.
Гений, Языкова.
Ода Ломоносова: На восстановление дома Романовых* в лице родившегося имп<ератора> Павла I.[18]
Осень во время осады Очаков<а>.
Императ<ору>, Никола<ю>, Пушки<на>*.
Давыдову, Языкова.
На переход Альпийских гор, Держав <ина>.
Поэту, Языкова.
Благодарность Фелице, Державина.
России, Хомякова.
· · · Капниста*.
Пророк, Пушкина.
Фелица, Державина.
Подражание псалму CXXXVI, Языкова.
Благодарность Фелице, Державин<а>.
На смерть Мещерского, Державин <а>.
На смерть Орлова, Державин<а>*.
Клеветникам России, Пушкин<а>.
К нерусским, Языкова.
Зубову, Державина*.
Наполеон, Пушкина.
Мой истукан, Державина.
Пророк, Лермонтова.
К XIX веку, Лермонтова*.
К » веку, М. Лихонина*.
Изображение Фелицы, Державина.
Ответ Рафаэля певцу Фелицы, Капниста.
Елисавете, Ломоносова*.
Лебедь, Державина.
Уже со тьмою нощи, Капниста*.
У кого душевны силы, Нелединского-Мелецкого.
Талисман, Пушкина.
Венецианская ночь, Козлова.
Кудри, кудри шелковые, Дельвига*.
Телега жизни, Пушкина.
По дороге зимней, скучной, Пушкина*.
Цепи, Державина.
Жуковского. Отымет наши радости*.
В местах, где Рона протекает, Батюшкова*.
Где твоя родина, певец молодой? Языкова*.
Море блеска, гул, удары… Языкова*.
Ночь. Померкла неба синева, Языкова*.
Я взлелеян югом, югом, В. Туманского.
Ночь, Жуковского.
Делибаш, Пушкина.
Русская песня: Гой, красна земля Володимира, Хомякова.
Дельвига, Песня.
Я ехал к вам: живые сны… Пушкина*.
Ночной зефир струит эфир, Пушкин<а>.
Пловец. Нелюдимо наше море, Языкова.
· · · Козлова.
Песнь Гаральда, Батюшкова*.
Мечта, Державина.
Две вечерние думы, Хомякова:
1-я Вчерашняя ночь была так светла.
2-я. Сумрак вечерний тихо взошел.
Ты велишь мне равнодушным, Нелединского-Мелецкого.
Лермонтова. Молитва. Одну молитву чудную.
» Завещание. Наедине с тобою брат.
Зима. Что ты, муза, так печальна, Держав<ина>*.
Мотылек и цветы. К нарисованному изображению того и друг<ого>, Жуковского.
Два рыцаря перед девой, испанск<ий> романс, Пушкина*.
Песнь пажа, Пушкина*.
Старость и младость, Капниста.
Прости мне дерзкое роптанье, Нелединского-Мелецкого.
Карикатура. Сними с меня завесу, седая старина, Дмитриева.
Что мне делать в тяжкой участи моей?
Мерзлякова (Тоска сельской девушки)*.
Многи лета, многи лета (народная песня), Жуковского*.
Выйду я на реченьку, Нелединского-Мелецкого.
Ах, когда б я прежде знала, Дмитриева.
Уныние, Капниста: Дни отрады, где сокрылись?
Ангел. По небу полуночи ангел летел, Лермонтова.
Таинственный посетитель, Жуковского.
Пятнадцать мне минуло лет, Богдановича*.
Когда веселий на крылах, Нелединского-Мелецкого.
К младенцу, Дмитриева.
Чувство в разлуке (Что не девица в тереме своем), Мерзлякова*.
К востоку, всё к востоку, Жуковского*.
Полно льститься мне слезами, Нелединского-Мелецкого.
Донскому воинству, Шатрова (Грянул внезапно гром над Москвою).
18