Мне показалось, что, исчерпав предмет с замечательною ясностию, отчетливостию и полнотою, от азбучных понятий почти до философских обобщений, относительно способов выражения – мимических и голосовых средств, Вы мало настаивали на важности первой и главной половины, именно отношения артиста к выражаемому. А из этого отношения к выражаемому и рождается в артисте та психо-эстетическая сила, которая уже разрешается в физиологических функциях организма, то есть в движениях и голосе.
Но этому научить нельзя, заметят мне: это зависит от совокупности многих как природных, так и случайных причин, между прочим от степени впечатлительности субъекта, наблюдательности, ума и… подготовки.
Именно – подготовки. Вот на ней я и хотел остановиться.
Говоря о недостаточности и заграничных и наших театральных училищ вообще, Вы заметили, между прочим, о французской консерватории, что туда принимают молодых людей, почти не требуя образования. «Кто мало-мальски сносно прочтет тираду прозы или несколько стихов и обладает приятною наружностью, тот и принят».
В нашей театральной школе, сколько мне известно, все внимание обращено на танцы – и оттого наши балетные корифейки блестят и на заграничных сценах. Все же прочее, что входит в область так называемого éducation littéraire[148], находится в крайнем запущении, как я слышал.
Мудрено ли, при таком легком отношении общества к подготовке драматического артиста, что на сцену идут, по приведенному Вами сравнению Дидро, «как в солдаты»?
Но солдат в известный, непродолжительный срок научится своему делу и из неуклюжего, степного мужика большею частию обращается в бравого молодца. Артист же или не научится никогда, раз вступив на сцену, или ему понадобится особенно счастливое стечение обстоятельств, чтобы найти в своей среде способы, людей и время, чтобы пополнить свое образование – и доразвиться до восприятия и усвоения своему разумению и критике тех произведений, которые он вызвался исполнять.
Одна техника – теория мимики и звуковая – может дать ему одно внешнее, автоматическое образование, которое многих и приводит к той «рутине» и к тому «разобщению с живой жизнию», о котором Вы вчера упомянули в чтении. И от того и от другого может спасать и спасала великая только природная сила, талант и ум, как она спасала Щепкиных, Мочаловых, Львову-Синецкую, Сабуровых и других. Я упомянул об этих старых артистах, потому что знал их в их лучшей поре, и могу засвидетельствовать, что и их спасала не одна их собственная природная сила, а еще целая школа, можно сказать, драматическая академия, где с Кокошкиным2 во главе усердно трудились на литературно-драматическом поприще и писатели (князь Шаховской, Загоскин, Писарев) и целый огромный тогда круг московских любителей и знатоков театра, где толпились, учились, играли, формировались и сами любители и артисты. Кокошкин с утра до вечера был, почти жил, в театре, которого был директором, имел сцену и дома и возился сам с артистами. Здесь литература и театр подавали друг другу руки; тогда и старый классический репертуар был еще в ходу, тогда являлась и романтическая школа, приведшая, между прочим, и мелодраму – и все это несли на своих плечах питомцы той школы – Щепкин, Синецкая и другие, которые дожили и до Грибоедова, до Гоголя и до Островского и умели ужиться и с их произведениями, создав их типы на сцене и завещав их последующим артистам.
Теперь нет этого более, то есть школы в том смысле, как она была, ни старого репертуара. На вопросы, отчего артисты ищут для бенефисов новых пьес и не обратятся к отцам и дедам драмы и комедии, почти все отвечают, что «некому играть», хотя персонал драматической труппы обширен. А если нет классического репертуара, то нет и традиции, на важное значение которой Вы так основательно указали. С чего, с кого, с каких образов и образцов стали бы списывать теперь живописцы действия? Где типы Скупых, Тартюфов, не говоря уже о Лирах, Гамлетах и других? А нужны живые типы, то есть живые люди: на них только, то есть ими одними может выражаться сценическое предание или традиция о той или другой роли, лице, фразе или позе великого актера. Знаменитые художественные моменты должны передаваться живыми людьми от поколения к поколению – их нельзя ни записать, ни нарисовать.