Как же это сделать?
Не знаю как, но глубоко и давно сожалею, что у нас нет такой консерватории, куда могли бы являться призванные к сцене и находить радикальное приготовление к ней – не для балета и оперы только, но больше для драмы и комедии, чтобы они могли проходить там серьезно подобие гимназического, приспособленного к драматическому искусству, курса по необходимым предметам знания и поступали бы на сцену по выдержании испытания и в этих занятиях и в своем искусстве.
Так же можно бы было поступать и с новыми, еще неизвестными публике молодыми претендентами на поступление прямо на сцену, если бы они не имели бы ниоткуда аттестата о своем образовании.
Вот там особенно Ваш курс приносил бы слушателям сугубую, необходимую помощь, окончательно формируя, то есть отливая, так сказать, артиста в форму актера.
Все это, без сомнения, подняло бы высоко русскую драматическую сцену и ее персонал и создало бы образцовый, классический театр, где встал бы из праха и прежний репертуар, ожили бы и традиции и с новою силою воцарились бы гении Шекспира, Мольера, Шиллера etc.!
Ведь таким образцовым театром и служит во Франции Comédie française[152] (и кажется, есть в Вене, если не ошибаюсь, что-то подобное), и служба в нем, независимо от степени таланта, есть уже своего рода патент для артиста и в кругу своих собратий по искусству и в обществе, и попасть на эту сцену, сколько мне известно, не легко.
«Но там, при вступлении молодых людей (как вы указали в речи), заметят мне, так же как и у нас, не требуют испытания в знаниях, а довольствуются сносным прочтением стихов и прозы».
Так: но этого не требуют от учеников, поступающих в консерваторию, к профессору, то есть к одному из актеров Comédie française, но с минуты поступления он проходит с профессором и с товарищами целую школу, в кругу артистов, с практическою школою сцены первого театра. При этом надо принять во внимание и степень образования и развитие вкуса в обществе драматических артистов во Франции! А у нас где пока все это?
Будем надеяться, что и мы дойдем до того! то есть что у нас создастся свой образцовый театр с образцовым художественным репертуаром, с рассадником для искусства, что мелкий жанр, фарсы и исполнители их найдут себе приют в других, низшего разряда сценах и т. д. и т. д.! Авось!
Извините за эти мои непрошенные размышления, внушенные мне ревностью к искусству вообще и к Вашему доброму намерению проповедовать его особенно, и примите выражения моего искреннего сочувствия и к Вам и к Вашему делу.
И. Гончаров.
Письмо Салтыкову М. Е., 30 декабря 1876*
86
М. Е. САЛТЫКОВУ
30 декабря 1876. <Петербург>
Сами Вы, пожалуйста, не утруждайте себя ответом ко мне, многоуважаемый Михаиле Евграфович, а мне позвольте досказать Вам еще два-три слова по поводу созданного Вами типа Иудушки: у меня это очень на сердце лежит – и притом мне теперь почти никогда не приходится говорить об этих вещах – и по старости и потому, что не с кем. Я очень рад, что мое первое письмо не рассердило Вас, чего я крайне боялся. Я, гуляя, занес его сам, чтобы оставить, если не застану Вас дома, но, узнавши, что Вы больны, не решился войти. Мне кажется, что, неся на себе двойное бремя, то есть и «Отечественные записки» и свою собственную часть, Вы долго не оправитесь вполне так, как я видел Вас в первый раз по возвращении из-за границы.
Обращаюсь к Иудушке. Вы правы, говоря, что у него должен быть свой Седан, именно Седан – в смысле только конца. Настоящий герой Седана, тоже безутробный1, не бросился под пули и штыки (как один из его генералов, кажется Дуэ), когда увидел, что все кончено, а положил шпагу к ногам Вильгельма и закурил папироску. В Вильгельмсхёе он катался на коньках и пал только от разрыва мочевого пузыря.
И в Вашего Иудушку упадет молния, попалит в нем все, но на спаленной почве ничего нового, кроме прежнего же, если б он ожил, взойти не может.
Вы, работая над ним, сами, может быть, бессознательно чувствовали объективное величие этого типа, ибо Вы обыкновенно сами бьете по щекам горячо Ваших героев, к нему обращаетесь только с язвительной, чуть не почтительной иронией! Да иначе и нельзя: что можно прибавить, какую дать пощечину – вдобавок к ужасающей детали о тарантасе!