Увидал топор березку и стал куражиться:
— Кудрявая, я тебе покудрявлю, начну рубить, только щепки полетят…
Испугалась березка.
— Не руби меня, топор, мне больно будет.
— А ну-ка, поплачь!
Золотыми слезками заплакала березка, веточки опустила.
— Меня дождик в невесты сватал, мне жить хочется.
Захохотал железный топор, наскочил на березку, — только белые щепки полетели.
Заугрюмились деревья, и пошло шептать про злое дело по всему лесу темному, вплоть до калинового моста.
Срубил топор, повалилась березка и, как была, легла, кудрявая, в зеленую траву, в цветы голубые.
Ухватил ее топор, домой поволок.
А идти топору через калиновый мост.
Мост ему и говорит:
— Ты это зачем в лесу озорничаешь, сестер моих рубишь?
— Молчи, дурак, — огрызнулся топор, — рассержусь и тебя зарублю.
Не пожалел спины, крякнул, и сломался калиновый мост. Топор шлепнулся в воду и потонул.
А березка Люлинька поплыла по реке в океан-море.
Воробей
На кусту сидели серые воробьи и спорили — кто из зверей страшнее.
А спорили они для того, чтобы можно было погромче кричать и суетиться. Не может воробей спокойно сидеть: одолевает его тоска.
— Нет страшнее рыжего кота, — сказал кривой воробей, которого царапнул раз кот в прошлом году лапой.
— Мальчишки много хуже, — ответила воробьиха, — постоянно яйца воруют.
— Я уж на них жаловалась, — пискнула другая, — быку Семёну, обещался пободать.
— Что мальчишки, — крикнул худой воробей, — от них улетишь, а вот коршуну только попадись на язык, беда как его боюсь! — и принялся воробей чистить нос о сучок.
— А я никого не боюсь, — вдруг чирикнул совсем ещё молодой воробьёныш, — ни кота, ни мальчишек. И коршуна не боюсь, я сам всех съем.
И пока он так говорил, большая птица низко пролетела над кустом и громко вскрикнула.
Воробьи, как горох, попадали, и кто улетел, а кто притулился, храбрый же воробьёныш, опустив крылья, побежал по траве. Большая птица щёлкнула клювом и упала на воробьёныша, а он, вывернувшись, без памяти нырнул в хомячью нору.
В конце норы, в пещерке, спал, свернувшись, старый пёстрый хомяк. Под носом лежала у него кучка наворованного зерна и мышиные лапки, а позади висела зимняя тёплая шуба.
«Попался, — подумал воробьёныш, — я погиб…»
И зная, что если не он, так его съедят, распушился и, подскочив, клюнул хомяка в нос.
— Что это щекочет? — сказал хомяк, приоткрыв один глаз, и зевнул. — А, это ты. Голодно, видно, тебе малый, на — поклюй зёрнышек.
Воробьёнышу стало очень стыдно, он скосил чёрные свои глаза и принялся жаловаться, что хочет его пожрать чёрный коршун.
— Гм, — сказал хомяк, — ах он, разбойник! Ну, да идём, он мне кум, вместе мышей ловим, — и полез вперёд из норы, а воробьёныш, прыгая позади, думал, какой он, воробьёныш, маленький и несчастный, и не надо бы ему было совсем храбриться.
— Иди-ка сюда, иди, — строго сказал хомяк, вылезая на волю.
Высунул воробьёныш вертлявую головку из норы и обмер: перед ним на двух лапах сидела чёрная птица, открыв рот. Воробьёныш зажмурился и упал, думая, что он уже проглочен. А чёрная птица весело каркнула, и все воробьи кругом неё попадали на спины от смеха — то был не коршун, а старая тётка ворона…
— Что, похвальбишка, — сказал хомяк воробьёнышу, — надо бы тебя посечь, ну да ладно, поди принеси шубу да зёрен побольше.
Надел хомяк шубу, сел и принялся песенки насвистывать, а воробьи да вороны плясали перед норой на полянке.
А воробьёныш ушёл от них в густую траву и со стыда да досады грыз когти, по дурной привычке.
Жар-птица
У царевны Марьяны была нянька Дарья.
Пошла Дарья на базар, купила кенареечную птичку и повесила на окно.
Царевна Марьяна в кровати лежит и спрашивает:
— Нянька, а как птицу зовут?
— Кенареечная.
— А почему?
— Потому что конопляное семя ест.
— А где ее дом?
— На солнышке.
— А зачем она ко мне прилетела?
— Чтобы тебе песни петь, чтобы ты не плакала.
— А если заплачу?
— Птичка хвостом тряхнет и улетит.
Жалко стало царевне с птичкой расстаться, глаза Марьяна потерла и заплакала.
А птичка хвостом тряхнула, открыла клетку, шмыг за окно и улетела.
Принялась Дарья царевне Марьяне глаза фартуком вытирать и говорит:
— Не плачь, я сбегаю, великана Веньку позову, он птичку нам поймает.
Пришел высокий великан Венька, о четырех глазах — два глаза видно, а два не видно.