— В отличие от вас у меня нет причин сломя голову покидать это место. Хотел бы я посмотреть, от кого это вы удираете?
— В отличие от нас? От кого нам убегать?
— От того, кому еще вчера принадлежали оба эти животных! — неожиданно выпалил Толстяк. — Понятно?
Он имел в виду двух гнедых меринов, так жавшихся друг к другу, словно они были одно целое.
— Что? — вскричал Уолкер. — За кого вы нас принимаете? Мы честные проспекторы[23] и нам надо на ту сторону, в Айдахо, где теперь открыли новые залежи золота.
— А поскольку вам для этой поездки не хватало лошадей, — продолжил Джемми, — вы походя стали «честными» хорзпилферами[24]. Вам нас не провести!
— Эй, еще слово, и я пристрелю тебя! Мы купили всех этих коней и заплатили за них.
— И где же, мой «честный» мистер Уолкер? — с издевкой протянул Джемми.
— Еще внизу, в Омахе.
— Вот как! А чистые копыта вы прихватили с собой про запас тоже там? Почему же эта пара гнедых так свежа, словно только что вышла из загона? Почему у них чистые черные копыта в то время, как остальные ваши загнанные клячи топают в запущенных «шлепанцах»? Я скажу вам: гнедые еще вчера имели другого хозяина, а конокрадство здесь, на Дальнем Западе, карается веревкой!
— Лжец! Клеветник! — процедил сквозь зубы Уолкер, вдруг наклонившись, чтобы взять свое ружье.
— Нет, он прав! — прозвучало из кустов. — Вы — презренные конокрады и получите по заслугам. Мартин, перестреляем их всех!
— Не стрелять! — закричал Длинный Дэви. — Поработайте прикладами! Нечего тратить на них пули.
На этих словах он размахнулся взятым за ствол ружьем и так огрел им пытавшегося взвести курок Уолкера, что тот без чувств рухнул на землю.
Из кустов выпрыгнули две фигуры — довольно крепкого вида паренек и невысокий мужчина. Занеся для удара взятые за стволы ружья, они бросились на мнимых проспекторов.
Джемми тотчас склонился над индейцем и двумя взмахами ножа освободил его от веревок. Тот вскочил, прыгнул на первого попавшегося противника, схватил его обеими руками за шиворот, сбил с ног, а потом изо всех сил швырнул через ручей, туда, где валялся индейский нож. Никто и предположить не мог, что парень обладает такой мощью. Прыгнув следом и схватив нож в правую руку, индеец опустился перед поверженным на колени и крепко взялся левой рукой за чуб бледнолицего. Все это было делом одной секунды.
— Help, help, for God's sake help![25] — пронзительно закричал в страхе белый.
Вокаде занес нож для смертельного удара. Его сверкающие глаза впились в искаженное ужасом лицо врага, и тут же рука с ножом опустилась.
— Ты боишься? — разочарованно спросил юноша.
— Да, пощади, пощади!
— Скажи, что ты пес!
— Да, да, я пес!
— Так живи в позоре! Индеец умирает мужественно и без плача, ты же скулишь о пощаде! Вокаде не может носить скальп собаки. Ты бил меня, и за это твой скальп должен принадлежать мне, но паршивый пес не может оскорбить красного человека! Иди прочь! Вокаде испытывает к тебе отвращение!
Он дал бледнолицему пинка, и трус тотчас же исчез из виду.
Все произошло гораздо быстрее, чем это можно описать. Уолкер лежал на земле, рядом с ним растянулся еще кто-то, а остальные попросту сбежали. Их лошади помчались следом, и только два гнедых мерина остались на месте и терлись головами о плечи так внезапно явившихся хозяев.
Парню могло быть лет шестнадцать, и все же благодаря своему крепкому телосложению он выглядел старше. Бледное лицо, белокурые волосы и серо-голубые глаза наводили на мысль о его германском происхождении. Головного убора он не носил и был одет в рубаху и штаны синего цвета из плотной ткани. Из-за его пояса торчала рукоять ножа редкой индейской работы, а охотничья двустволка, которую он сжимал в руке, казалась слишком тяжелой для него. Его щеки раскраснелись во время короткой схватки, но держался он так спокойно, словно подобные сцены для него были вовсе не в диковинку и вообще все это — плевое дело.
Его спутник — маленький, щуплый человечек, лицо которого обрамляла густая черная окладистая борода, выглядел весьма своеобразно. Он носил индейские мокасины и кожаные штаны, а кроме того — темно-синий фрак с высокими плечами и буфами и до блеска начищенными медными пуговицами. Этот предмет его гардероба был скроен, пожалуй, в первой четверти прошлого столетия[26]. Именно тогда изготовлялось сукно, которому, как считалось, служить веки вечные. Разумеется, фрак выглядел до последнего изношенным; все швы владелец старательно закрасил чернилами, но ни одной дырки нигде не было видно. Ношение подобных доисторических нарядов на Дальнем Западе отнюдь не редкость. Там человека ценили не по одежке.