9 Е. Pagés (Эмиль Паже или Пажес, как писал его фамилию Толстой), профессор философии, в Сорбонне (Париж), изучавший русский язык.
10 «Quelle est ma vie?» Traduit par E. Pagés et A. Gatzouk. Paris. 1888.
11 Согласие против пьянства было образовано Толстым в декабре 1887 года. Вступавшие в него подписывали заявление, в котором писали о своем решении никогда не пить опьяняющих напитков и о желании разъяснять другим вред пьянства. Некоторые друзья Толстого, в том числе и Чертков, сочувствуя всякой борьбе с пьянством, в то же время находили, что нежелательно объединение в отдельное общество людей, подписавших заявление о том, что они не будут пить вино, и потому не присоединялись к этому заявлению. Согласие не было оформлено юридически и не превратилось в общество, имеющее устав. О нем см. Б, III. М. 1922, стр. 71. Текст заявления об отказе от спиртных напитков опубликован в «Известиях Общества Толстовского Музея». 1911 г. №№ 3—5, стр. 6.
12 Толстой имеет в виду книжки: Алексеев П. С., «Чем помочь современному горю? Как остановить пьянство?» тип. И. Сытина. М. 1888. Алексеев П. С. «О вреде употребления крепких напитков. Сведения о действии водки, вина и спирта на человека, изложенные по книге д-ра Ричардсона», тип. И. Д. Сытина. М. 1888. [Без автора]. «Вино для человека и его потомства — яд», тип. И. Д. Сытина. М. 1888. [Без автора]. «Пора опомниться! О вреде спиртных напитков. Составлено по изложению бывшего профессора химии А. П. Панина, тип. И. Д. Сытина. М. 1888. Первые две из этих книжек вышли в феврале, а две последние — в марте 1888 года.
13 Толстой заходил к Сытину и его компаньону Воропаеву, чтобы выяснить вопрос об участии фирмы Сытина в оплате авторского гонорара за издания «Посредника». Чертков, в январе 1888 года поставивший этот вопрос, затем признал это нежелательным. В конце марта Сытин и Воропаев известили Черткова о своем согласии участвовать в уплате гонорара за издания «Посредника» с тем, чтобы они потом переходили в их собственность, но Чертков отклонил их предложение, находя, что оно будет вредно для дела улучшения лубочной литературы, и не считая возможным признать принцип собственности в этом деле.
14 Абзац редактора.
15 Толстой имеет в виду письмо Ем. Ещенко, помеченное почтовым штемпелем от 6 марта 1888 г. и переписанное рукой Черткова. В своем письме, на которое Толстой дает ответ в комментируемом письме к Черткову, Ещенко писал: «Вот я желаю вам, братец, от своей любви разъяснить свое горе, под которым я нахожусь и посейчас. Вот в чем мое горе. Моя невестка приняла очень неприятное учение. Это учение под названием скопческой секты, — но я не хочу вам писать об этом подробно, потому что вы сами знаете ихнее учение. Но моя невестка Ефросиния Иванова очень сильно напустилася на мою жену, т. е. на свекровь свою. Она нападает на нее за то, что она рождает детей, это, она говорит, не христианство, если рождать детей, за это страшный грех, она считает это блудом. Она говорит, что, где только было сказано в слове божьему о блуде, то это самый блуд. Если выйти замуж и жить с своим мужем и иметь детей, то это ключ ада. За это и Адама бог выслал из рая, что он согрешил с Евой. Но я благодарю бога, что моему разуму это не мешает, потому что вся неправда перед моими глазами клейменная, но мне одно очень тяжело, что она нападает на мою жену своим злым характером, невозможной работой. А ее злоба является на ней за того, что она [жена] имеет слабость за последнее время к родам, и она в это время имеет очень большую слабость, так что больше лежит в постели, то мне очень трудно слышать этакои неприятности от своей невестки. Но этая злоба является от скопческого учения. Добрый брат, Лев Н[иколаевич] прошу вашой милости, напишите письмо на имя Ефросинии Ещенковой, потолкуйте о блуде, что есть блуд. Затем до свидания. Я пишу у доми Владимира Григорьевича. Поклонитца всем братцам. Остаюся ваш брат, любящий вас, еще желаю больше любить. Емеля Ещенко». Далее следует приписка Черткова: «Я вам переписал письмо Емельяна — под конец он мне диктовал. Его единомышленники много страдают от влияния скопческого аскетизма. В соседстве Емельяна живут такие люди и они многих из друзей Емельяна сбивают с толку и он давно страдает от этого. Вот почему ему так хочется, чтобы вы написали письмо о действительном значении половых сношений и о блуде».
16Зачеркнуто: нарушить его блудом над строкой написано: бороться.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 28 марта 1888 г., в котором между прочим писал: «За Полушина я очень рад, что вы с ним видаетесь. Он мне писал, что одно только поддерживает его — это общение с вами. И я этому верю и желаю ему одного, чтобы теперешнее его общение с вами содействовало бы развитию в нем возможности получения поддержки помимо вас и всяких людей — непосредственно от внутреннего источника силы..... Количке скажите, что я постоянно думаю о нем, как о брате, свободном и освобождающем себя от главных недоразумений и слабостей, отличающих нашего брата, посильных учеников Христа. (Главный наш недостаток тот, что мы слишком склонны быть больше вашими последователями, чем учениками и последователями Христа и вашими, Льва Николаевича, братьями.) Скажите ему, что еслиб он сейчас сюда приехал, то он, и именно он, очень помог бы мне в очень трудное для меня время. Он и вы себе не можете представить, как мне трудно. Напечатание изуродованной вырезками и лживым предисловием статьи Бондарева не могу одобрить. Думаю с Галею, что ему самому было бы очень больно прочесть этот номер «Русского дела». И кроме того думаю, что в таком виде и обстановке слова Бондарева мало кому нужны. — Ваше Согласие против пьянства встречает сочувствие в большинстве хороших людей. (Употребляю выражение «хорошие люди» — для краткости; считаю же, что мы все без исключения — порядочная дрянь, в которой от времени до времени кое-что блестит и радует).... Ваше письмо мы получили и как раз при Емельяне. Ваши слова о блуде очень, очень были нужны нам всем и нужны будут всем людям больше всяких философских споров и рассуждений. Так, по крайней мере, мне кажется. Емельян весь просветлел от радости, Галя плакала, читая, а мне стало особенно стыдно за свою прошлую, распутную, блудливую жизнь. Когда вы не имеете потребности или возможности основательно — писательски — изложить занимающую вас мысль, то вам непременно следовало бы записывать ее в сыром виде в дневник, в роде того как вы в письме ответили Емельяну о скопцах. Больше ничего не нужно. Всё, что нужно, сказано, а остальное будет писательство — то самое, в котором вы сами лучше кого-либо сознаете, много соблазнов. Статья о жизни была бы для читателей лучше, еслиб всё, что там есть нужного людям, не сгруппировано было в «статью». Всякая систематизация ужасно суживает значение того, что говорится, и включает истину в самую неудобовоспринимаемую форму, вызывающую протест со стороны почти всякого читателя, связанного какою-нибудь своею системою, а таких читателей 99/100. Форма книг, статей — теперь устарела. Теперь не только писатель должен прежде всего быть человеком, а не сочинителем, но и читатели — лучшие — прежде всего люди, а не ученики или изучатели. И потому, чем непосредственнее, сырее, записанные на бумагу ваши мысли, тем они сильнее, привлекательнее, убедительнее. (Художественное произведение — другое дело — там почти конца нет улучшениям, и вы совершенно правы, что «Власть тьмы» — конец — требует еще работы: побудительная причина — раскаяние — скомкана.)»
* 189.
1888 г. Марта 29?. Москва.
Третьяго дня получилъ хорошее извѣстіе о кормилицѣ, а вчера Залюбовской1 разсказалъ о васъ. Все хорошо, кромѣ неполнаго согласія съ Ник[олаемъ] Лукичемъ2 и еще нездоровья Ольги Спенглеръ и ея отъѣзда. И то и другое очень, очень жалко. У насъ теперь избытокъ радостныхъ друзей: и Количка, и П[авелъ] И[вановичъ]. У насъ все хорошо, за исключеніемъ тѣхъ же грѣховъ, какъ и у всѣхъ грѣшныхъ: неполное согласіе, чтó то затаенное, невысказанное съ сыномъ Сергѣемъ. Пишу это и затѣмъ, что не переставая страдаю отъ этаго, и затѣмъ, чтобы сказать, что я понимаю, какъ трудно распутывать такіе грѣхи. И въ самомъ дѣлѣ какъ не быть трудному такому распутыванью — вѣдь въ этомъ все дѣло жизни. Если бы это б[ыло] легко, то сейчасъ бы и было Ц[арство] Б[ожіе]. А то нѣтъ: легче гору просѣчь тунелемъ, чѣмъ развязать грѣхъ, разъединяющій двухъ людей.