Скоро последние итилонские дома остались позади. Николай Старкос вышел на крутую тропу, которая вьется вокруг келафского акрополя. Миновав развалины крепости, возведенной Вилль-Ардуэном еще в ту далекую эпоху, когда крестоносцы завладели различными пунктами Пелопоннеса, он обогнул развалины древних башен, которые еще покрывают берег. Здесь он остановился и оглянулся.
Близился час, когда лунный серп, опустившись по небосклону за мыс Галло, готовится погаснуть в водах Ионического моря. Несколько редких звезд мерцали сквозь узкие разрывы облаков, гонимых свежим ночным ветром. Когда он затихал, вокруг акрополя воцарялась мертвая тишина. Два-три маленьких, едва заметных паруса бороздили гладь залива, пересекая его по направлению к Корони или поднимаясь к Каламе. Если бы не колеблющийся свет мачтовых фонарей, они, пожалуй, слились бы с темнотой. Внизу, на взморье, то тут, то там мелькало семь или восемь огоньков; отражаясь в воде, они трепетали и двоились. Были то фонари рыбачьих лодок или свет в окнах прибрежных домов? Кто знает.
Николай Старкос обводил привычным к темноте взглядом безбрежный простор. Моряк обладает необыкновенно острым зрением: он видит то, что недоступно другим. Но в ту минуту окружающее словно не существовало для капитана «Каристы»: перед ним несомненно возникали иные картины. Да, он весь ушел в себя. Он безотчетно упивался воздухом родного края - дыханием отчизны. Скрестив руки, он, задумавшись, долго стоял неподвижно, и голова его, с которой упал капюшон, казалась высеченной из камня.
Так прошло с четверть часа. Николай Старкос, не отрываясь, смотрел на запад, туда, где вдали, на горизонте, небо сливалось с морем. Затем он сделал несколько шагов в сторону и начал наискось подниматься по крутому утесу. Не случайно свернул он с тропы. Тайная мысль вела его; но он, казалось, не смел взглянуть на то, ради чего поднялся на итилонские скалы.
Между прочим, трудно найти более пустынную местность, чем побережье мыса Матапан до последней бухты залива. Здесь нет ни апельсиновых, ни лимонных рощ, здесь не растут ни шиповник, ни олеандр, ни арголидский жасмин, здесь не встретишь ни толокнянки, ни смоковницы, ни тутовых деревьев - словом, той пышной растительности, которая придает такую прелесть некоторым областям Греции. Нигде не увидишь ни златоцвета, ни платана, ни гранатового дерева на фоне темной стены кипарисов и кедров. Повсюду скалы вулканической формации, готовые при первом же подземном толчке низвергнуться в воды залива. Повсюду неприступна и скупа эта своеобразная манийская земля, впроголодь кормящая своих сынов. Только несколько высоких голых сосен, причудливо искривленных и обескровленных - из них выкачали всю смолу, - показывают глубокие раны на своих стволах. Здесь и там, словно колючий чертополох, торчат тощие кактусы, удивительно похожие на маленьких полуоблезлых ежей. Чахлые кустарники и почти лишенная травы почва, в которой больше песку, чем перегноя, не в силах прокормить даже коз, столь умеренных и нетребовательных в еде.
Пройдя еще десяток-другой шагов, Николай Старкос снова остановился. Затем повернулся лицом на северо-восток, туда, где на фоне более светлой части небосвода вырисовывался профиль далекого гребня Тайгета. Две-три звезды, восходящие в этот час, еще висели над горизонтом, точно громадные светляки.
Николай Старкос замер на месте. Он не сводил глаз с низенького деревянного домика, прилепившегося шагах в пятидесяти к выступу скалы. Крутые тропинки вели к высоко вознесенной над селением скромной усадьбе, сиротливо стоявшей среди почти лишенных листвы деревьев на участке, обнесенном живой изгородью из терновника. Все говорило о том, что жилище это давным-давно заброшено. Изгородь пришла в упадок, местами она густо разрослась, местами поредела и не могла больше служить надежной оградой. Бездомные псы и шакалы, иногда появлявшиеся здесь, не раз опустошали этот одичавший уголок манийской земли. Сорные травы да низкий кустарник - вот все, чем одаряла природа эту пустошь с тех пор, как к ней не прикасалась рука человека.
Но почему такая заброшенность? Потому что хозяина усадьбы уже много лет нет в живых. Потому что вдова его, Андроника Старкос, покинула родной край и встала в ряды доблестных женщин - славных борцов за независимость. Потому что сын его ушел из отчего дома и ни разу туда не возвращался.