— Не думаю, — ответил тот слабым голосом, — быть может, я и получил рану, но ничего серьезного.
— Слава Богу! Как же, однако, случилось, что я нашел вас в таком критическом положении?
— Сегодня в этих лесах охотился король.
— А!
— Я принадлежу к свите короля, увлекся, гоняясь за зверем, и заплутал в лесу…
— Где на вас напали шестеро разбойников, с которыми одному вам бы не справиться!
— Но Бог послал вас ко мне на помощь.
— Да, — с улыбкой сказал лесник, — кажется, пора было помочь вам.
— Так пора, сеньор, что без вас я был бы теперь уже убит; вам я обязан жизнью и не забуду этого.
— Полноте, стоит ли помнить такую пустяшную услугу! Я сделал для вас то, что готов сделать для каждого.
— Очень может быть, но это только доказывает, что вы человек с благородной душой, что нисколько не уменьшает мою благодарность вам. Я богат, могуществен, имею вес при дворе; я многое могу сделать для своего спасителя.
— Забудьте меня, кабальеро, вот все, о чем я вас прошу. Благодарение Богу, я не нуждаюсь ни в чьем покровительстве. Мне достаточно моего небольшого состояния. Я счастлив в своей смиренной доле; всякая перемена только омрачит мой ясный небосклон.
Незнакомец вздохнул.
— Вы, кажется, страдаете? — с живостью вскричал лесник. — Силы ваши истощены усталостью, быть может, голодом! Гроза не утихает; нам нельзя оставаться здесь дольше, необходимо куда-нибудь укрыться. Полагаете ли вы, что отыщете сборное место охоты?
— Не знаю; этот лес и горы мне совсем не знакомы.
— В таком случае вам нельзя идти в эту темь на поиски, это было бы опасно. Чувствуете ли вы себя теперь в силах идти?
— Да, я совсем бодр; дайте мне еще немного водки из вашей фляги, и я оправлюсь окончательно.
Лесник подал ему флягу. Незнакомец выпил глоток и вернул флягу.
— Теперь я готов идти за вами, — сказал он, — куда мы направляемся?
— Ко мне.
— Далеко это?
— Да с милю будет… Только предупреждаю вас, дорога адская.
— Ничего, я привык рыскать по горам днем и ночью.
— Тем лучше. В путь!
— Признаться, и я буду рад поскорее добраться куда-нибудь; все платье на мне промокло насквозь, и я окоченел от холода.
— Так идем!
Незнакомец наклонился к своей лошади, вынул пистолеты из седельных сумок и заткнул их за пояс.
— Бедный Сайд! — сказал он. — Такое благородное животное — и убито презренными разбойниками!
— Не жалуйтесь, сеньор; его смерть спасла вас, дав вам возможность укрыться за его телом.
— Это правда…
Они оставили прогалину и вошли в лес. Несмотря на уверения незнакомца, он только благодаря сверхъестественным усилиям мог следовать за лесником; на каждом шагу он готов был свалиться наземь.
Вскоре ньо Сантьяго заметил, как он слаб, несмотря на его возражения взял его под руку, и они пошли рядом, только немного медленнее.
— Домой, мои красавчики! — крикнул лесник своим собакам. — Домой! Бегите предупредить наших!
Собаки бросились в чащу леса со всех ног, точно поняли, что поручал им хозяин.
Однако Бог положил человеческим силам предел, за который они заходить не могут. При всем невероятном усилии воли незнакомец наконец почувствовал, что даже при помощи лесника не только шага не может дальше ступить, но и просто держаться на ногах.
Со вздохом отчаяния он тяжело опустился к ногам спутника, не в обмороке, но от истощения сил, несмотря на львиную храбрость.
Лесник быстро наклонился к нему, приподнял и усадил, прислонив спиной к стволу упавшего от старости дерева.
Гроза усиливалась с каждой минутой; то и дело сверкали молнии; небо с одного края небосклона до другого казалось громадным огненным шатром зловещего бледно-желтого цвета.
Раскаты грома следовали один за другим неумолкаемо; буря завывала с неистовой яростью, хлеща по ветвям, крутя и ломая деревья, как соломинки, и увлекая их, чтобы кружить в воздухе, продолжая бешено нестись дальше; дождь, уже превратившийся в настоящий ливень, залил дорогу по колено; стремительные потоки с оглушительным ревом падали с горных вершин, унося и опрокидывая все на своем пути, разрушая тропинки и вымывая землю, образуя при этом глубочайшие ямы.
Это величественное выражение Божьего гнева представляло собой зрелище ужасающей красоты.
Будь лесник один, он за несколько минут добрался бы до дома, но ему не хотелось бросать своего спутника, хотя он вовсе не заблуждался относительно опасности их положения; оставаться дольше там, где они находились, было все равно что обречь себя на неизбежную и страшнейшую смерть.
Он наклонился к незнакомцу.
— Взбодритесь, сеньор, — сказал он ему ласковым голосом, каким говорят с детьми и больными.
— Не бодрости мне недостает, сеньор, — возразил тот, — мои силы вконец истощены — я и пальцем не могу пошевельнуть.
— Попытайтесь встать.
— Напрасно было бы, холод леденит меня; он проник мне в сердце; я словно параличом разбит.
— Что делать? — пробормотал лесник, в отчаянии ломая руки.
Это был человек с прекрасной и благородной душой, из тех избранных натур, решительных и энергичных, которые до последнего вздоха борются с неодолимыми преградами и сдаются только мертвые.
— Бросьте меня, сеньор, — сказал незнакомец голосом, который явно слабел, — не противьтесь долее преследующему меня року; вы сделали все, что только в человеческих силах, чтобы спасти меня, и если вам не удалось, то только потому, что мне суждено умереть.
— Ах! Если вы поддаетесь отчаянию, то мы погибли! — вскричал Сантьяго в смятении.
— Я не отчаиваюсь, мой друг, мой спаситель, я просто смиряюсь перед волей судьбы! Я уповаю на Божье милосердие! Я чувствую, что скоро пробьет мой последний час; Господь простит мне, я надеюсь, грехи за мое искреннее раскаяние и покорность Его грозному приговору.
— Все пустяки, сеньор! Господь — да благословенно Его имя! — тут не при чем. Будьте мужчиной, вставайте! Через десять минут мы достигнем надежного убежища — мой домик находится в двух ружейных выстрелах от этого места, где мы остановились так некстати.
— Нет, сеньор, повторяю, я не в силах сделать ни малейшего движения, я совсем ослабел. Бросьте меня, бегите и спасайтесь сами, пока еще есть возможность.
— Вы жестоко оскорбили бы меня своими словами, сеньор, если бы не находились в таком жалком состоянии.
— Простите, сеньор, протяните мне руку и, умоляю вас, уходите, уходите скорее! Кто знает, не поздно ли будет через минуту? Повторяю вам, все ваши усилия спасти меня будут тщетны, бросьте меня здесь…
— Нет, я не брошу вас, сеньор; мы спасемся или погибнем вместе, клянусь Богом и честью… — он вдруг остановился и поспешно закончил: — …лесника! Мне не впервые находиться в подобном положении. Взбодритесь, сеньор! Посмотрим, что одержит верх, грубая слепая стихия или венец создания — человек, сотворенный по образу Божию, с умом и волей. Ей-Богу, мы спасемся вместе или вместе погибнем! Я понесу вас на плечах, если вы не можете идти сами.
И говоря таким образом с притворной веселостью, лесник, не слушая более возражений незнакомца, поднял его, как ребенка, на свои могучие руки, с легкостью перекинул через плечо и отважно пустился в путь, опираясь на ружье. Он твердо решился скорее пожертвовать жизнью, чем подло бросить того, кого уже спас от смерти так великодушно.
Началась смертельная борьба человеческой воли против безумных, свирепых, будто вырвавшихся на волю слепых сил природы.
Каждый шаг стоил леснику сверхъестественных усилий, особенно из-за той тяжести, что лежала у него на плечах. Он шел, шатаясь, точно пьяный, спотыкаясь, и по колено уходил в вязкую грязь, ежеминутно опасаясь увязнуть в ней с головой. Ветви хлестали и царапали ему лицо, дождь бил в глаза и ослеплял его, от бури захватывало дух и мутилось в голове.
Однако он не унывал и только удваивал усилия; он упорно не бросал своего спутника, теряя и вновь отыскивая дорогу по нескольку раз за минуту, среди этого страшного хаоса восстававшей против него разъяренной стихии.