Все эта факты нуждаются в дополнительном исследовании, чтобы сделать какие-то определенные выводы. И «Мольера» сняли со сцены МХАТа тоже по непонятным причинам. Многое пока затемнено, многое сокрыто в архивах, недоступных для печати. Но, естественно, до поры, как говорится, до времени.
Для меня ясно только одно, что в образе Сталина Булгаков показал разрушителя («Батум»), а в живом Сталине он видел всесильного человека, властителя, строителя новой российской государственности, взорванной революцией и гражданской войной.
В критической литературе довольно часто можно прочитать, что существует несомненная связь между запретом на постановку «Батума» и скорой смертью Булгакова после этого, дескать, автор перенапрягся, сделка с совестью не проходит даром и нечто подобное в том же духе. А между тем, Е.С. Булгакова вспоминала, что с первого дня, когда они решили жить вместе, Михаил Афанасьевич потребовал, чтоб она поклялась, что он будет «умирать у нее на руках». И она поклялась… После этого в «Дневнике» не раз будет сказано о самочувствии Михаила Булгакова. После того, как им отказали в паспортах, М.А. Булгакову «стало плохо», «опять страх смерти, одиночества, пространства» и др.
Жизнь Булгакова, начиная с 1914 года и до самой смерти была тяжелой, драматичной. Но нужно помнить и о том, что счастливый отец его умер от той же болезни, что и М.А. Булгаков и в том же возрасте. Не все так просто, как хотелось бы некоторым критикам.
Сложные, противоречивые мысли возникали у Булгакова по отношению в Сталину: как большевика он отрицал, молодой Сталин был таким же разрушителем, как все молодые члены социал-демократической партии «ленинского направления», такие, как Троцкий, Свердлов, Киров, Дзержинский, Молотов и др., как строителя новой могучей России он признавал. Огромная дистанция между этими двумя Сталиными, и Булгаков, как никто другой, чувствовал это: тиран, злодей, но возродил российскую государственность, указал на имена Петра Первого и Ивана Грозного как на властителей, много сделавших для укрепления могущества государства Российского, возродил идею русского и советского патриотизма, похоронив при этом идеи космополитизма в форме интернационализма как ведущих идей в строительстве нового мира.
О роли Сталина в истории государства Российского споры продолжаются до сих пор (см. статью академика Игоря Шафаревича «Зачем нам сейчас об этом думать?» в газете «Завтра», 1999, № 29, 20.07.99). Но Булгаков был одним из первых, кто увидел в судьбе и личности Сталина трагические противоречия.
В литературном и театральном мире быстро разнеслась весть о том, что Булгаков заканчивает пьесу о Сталине. Да и немудрено: Булгаков не раз читал некоторые сцены из пьесы своим друзьям.
17 июня 1939 года Булгаковы пошли обедать в Клуб писателей. Как обычно, подходили и подсаживались знакомые, расспрашивали о том о сем. «На Чичерова произвело оглушительное впечатление, когда в ответ на его вопрос Миша ответил, что работаем над пьесой о молодом Сталине», — записала Елена Сергеевна впечатления этого дня.
И оглушительное потому, что Чичеров — как и многие, современники Булгакова, да и нынешние толкователи пьесы, — подумал, что раз о Сталине, то значит лакейское восхваление деяний юного вождя так и льется со страниц произведения сломленного сочинителя, значит последняя крепость белого движения пала… Но, как видим, это не так…
В дневниках Е.С. Булгаковой сохранились следующие записи: 3 июля 1939 года. «Вчера утром телефонный звонок Хмелева, просит послушать пьесу („Батум“. — В. П.). Тон повышенный, радостный — наконец опять пьеса М. А. в театре!
Вечером у нас Хмелев, Калишьян (директор МХАТа ― В.П.), Ольга (О.С. Бокшанская. ― В.П.), Миша читал несколько картин. Потом ужин с долгим сидением после. Разговоры о пьесе, о МХАТе, о системе. Разошлись, когда уже совсем солнце вставало.
Рассказ Хмелева. Сталин раз сказал ему: „Хорошо играете Алексея. Мне даже снятся ваши черные усики (турбинские). Забыть не могу…“»
9 июля 1939 года. «…Сегодня урожай звонков. 3 раза Калишьян. Просит Мишу прочитать пьесу в Комитете 11-го. Потом Оля, Федя ― с выражением громадной радости и волнения по поводу Мишиного возвращения во МХАТ.