— Что мне делать, эфенди?
— Мы останемся на эту ночь в Спандаре. Ты поскачешь вперед и позаботишься, чтобы к моему прибытию все было готово. Ты понял?
— Сделаю все как скажешь, эмир! — отвечал он мне с достоинством. — Я поспешу вперед, и вся деревня будет встречать тебя с ликованием. — Он пнул пятками в бока своему ослу и затрусил прочь.
От Хелоки до Спандаре недалеко, но, когда мы подъезжали к курдскому селу, уже начиналась ночь. Название села произошло из-за большого числа тополей, которые там стоят, — ведь «спидар», «спиндер» и «спандер» на языке курманджи означают «серебристый тополь». Мы спрашивали, где находится жилище киаджа, но ответом нам были лишь свирепые взгляды.
Дело в том, что я спрашивал это по-турецки; когда же я повторил вопрос по-курдски, люди моментально сменили гнев на милость. Нас привели к большому дому; мы спешились и вошли в него. В одной из комнат мы услышали громкий разговор. Я остановился и прислушался.
— А кто ты есть? Ты пес, ты трус! — орал кто-то гневно. — Ты башибузук, скачущий на осле. Если для тебя это честь, то для осла — позор: он ведь везет парня глупее, чем он сам. И ты еще пришел, чтобы меня отсюда прогнать?
— А кто же ты, э-э? — отвечал мой храбрый Ифра. — Ты головорез, мошенник. Твой рот — рот лягушки, твои глаза — глаза жабы. Твой нос похож на огурец, а голос у тебя как у перепелки! Я болюк-эмини, а кто ты?
— Парень, сверну тебе шею, если ты не замолчишь. Какое тебе дело до моего носа? У тебя его вообще нет! Ты говоришь, твой повелитель — великий эфенди, эмир, шейх с Запада. Стоит только взглянуть на тебя, как сразу узнаешь, кто же он. И ты собираешься меня отсюда гнать?
— А кто твой повелитель? Тоже великий эфенди с Запада, как ты говорил? Вот что я тебе скажу: на всем Западе только один-единственный великий эфенди, и это мой господин. Запомни это!
— Послушайте, — прозвучал третий голос, серьезно и спокойно. — Вы сообщили мне о двух эфенди. У одного послание консула франков, подписанное мутасаррыфом. Оно имеет силу. Но другой состоит под защитой падишаха, у него есть послание от консула, он также имеет право на диш-парасси[26] от мутасаррыфа. Оно имеет еще большую силу. Он будет жить здесь у меня, другому я прикажу приготовить место для сна в другом доме. Один получит все бесплатно, другой же все оплатит.
— Не потерплю! — зазвучал голос арнаута. — С обоими нужно обращаться одинаково.
— Слушай, я здесь незанум — начальник и повелитель. Как я скажу, так и будет, и никакой чужак не будет давать мне указаний. Понял?
Я открыл дверь и вошел вместе с Мохаммедом Эмином.
— Добрый вечер! Ты хозяин Спандаре?
— Я, — отвечал сельский староста.
Я указал на болюка-эмини.
— Он мой слуга. Я послал его к тебе, чтобы попросить твоего гостеприимства. Что ты решил?
— Ты тот, кто состоит под защитой мутасаррыфа и имеет право на диш-парасси?
— Это я.
— А этот мужчина тебя сопровождает?
— Он мой друг и спутник.
— С вами еще много людей?
— Вот этот болюк-эмини и еще один слуга.
— Добро пожаловать в мой дом! — Он поднялся и протянул нам руки. — Присаживайтесь к моему огню и чувствуйте себя как дома. Вы получите достойную вас комнату. Как дорого ты оценишь свой диш-парасси?
— За нас обоих и слугу я не беру с тебя ничего, но башибузуку ты дашь пять пиастров. Он доверенный мутасаррыфа, и у меня нет права лишать того, что ему принадлежит по закону.
— Господин, ты снисходителен и добр. Благодарю тебя! Да прибудет тебе всего, что нужно для твоего счастья. Но позволь мне удалиться на некоторое время с хавасом!
Он имел в виду арнаута. Тот мрачно слушал нас и затем разразился бранью.
— Я никуда не уйду! Я тоже отстаиваю право своего господина!
— Ну и оставайся! — просто сказал незанум. — Если твой господин не найдет жилища, это будет твоя вина.
— Кто эти мужчины, говорящие, что они состоят под защитой падишаха? Не арабы ли они, которые в пустыне грабят и крадут, а здесь, в горах, тиранят господ?..
— Хаджи Халеф! — крикнул я громко.
Вошел маленький слуга.
— Халеф, этот хавас смеет нас оскорблять. Если он скажет еще хоть слово, которое мне не понравится, — он твой.
Вооруженный до зубов арнаут смотрел сверху на Халефа с явным презрением.
— И я побоюсь этого карлика, я, который…
Дальше он ничего не сказал, он попросту не мог этого сделать, лежа на полу, придавленный коленями моего маленького Халефа. Левой рукой тот охватывал шею хаваса, правой вытаскивал кинжал.
— Можно, сиди?
— Пока нет, но скажи ему, что он — труп, если состроит еще хоть раз недружелюбную гримасу.
26
Диш-парасси — «зубное вознаграждение», подать, взимаемая властями за то, что чиновникам приходится стачивать свои зубы, поедая подношения граждан.