Новый календарь Простофили Вильсона
Во всех колониях, где принят английский язык, люди щедры на гостеприимство, и Новый Южный Уэльс с его столицей не является исключением из этого правила. Любую такую колонию Соединенных Штатов Америки путешественник-англичанин неизменно называет расточительно гостеприимной. Я знаю по опыту, что эта характеристика годится и для всех прочих колоний, где говорят по-английски. Не стану вдаваться в подробности, ибо, по моим наблюдениям, писатели постоянно сталкиваются с неодолимыми трудностями и попадают впросак, если пытаются отблагодарить всех подряд.
Мистер Гейв (Новый Южный Уэльс и Виктория, 1885 год) попытался отблагодарить всех и потерпел неудачу:
«Жители Сиднея славятся своим гостеприимством. Прием, оказанный нам этими благородными людьми, больше чем что бы то ни было, заставит нас с удовольствием вспоминать о пребывании в их городе. В качестве хозяев и хозяек они не имеют себе равных. Новичку стоит только завести знакомство с кем-нибудь одним, и тут же все наперебой начнут радушно его принимать и будут к нему добры и внимательны. Из городов, где нам посчастливилось побывать, самым уютным и гостеприимным оказался Сидней».
Лучше, кажется, не скажешь! Ему бы закрыть на этом фонтан своего красноречия и оставить Дуббо в покое, — так нет же, фонтан продолжает бить вовсю, даже когда Гейн уже далеко продвинулся в своей книге и успел забыть то, что он говорил о Сиднее:
«Покидая Дуббо, этот многообещающий город, нельзя не выразить искренней благодарности его добросердечным и гостеприимным жителям. Хоть Сидней вполне заслуживает своей репутации любезного обхождения с чужестранцами, все же он отличается некоторой сухостью и сдержанностью. В Дуббо, напротив, отношение такое же, но тут мы ощущаем приятный оттенок почтительного дружелюбия, благодаря чему в этом городе нам по-домашнему уютно, что не столь уж часто случается. Мы откладываем в сторону перо с чувством удовлетворения, ибо представился случай, — к сожалению, только теперь, когда наш труд уже подходит к концу, — воздать хвалу, пусть скромную, городу, который, хотя и не обладает особенно живописной природой и сколько-нибудь интересной архитектурой, тем не менее славен жителями, чьи открытые сердца невольно создают своему городу репутацию радушия и добросердечности».
Хотел бы я знать, чем ему не угодил Сидней? Просто удивительно: протянули человеку три-четыре пальца почтительного дружелюбия, и он тут же размяк и заболевает манией славословия, и притом в тяжелой форме. Это сразу видно. Никто в здравом уме не станет клеветать на город только за то, что у него нет «интересной архитектуры» и «не особенно живописная природа», и не сделает вид, будто ему больше всего понравились в Дуббо пыльная буря и «приятный оттенок почтительного дружелюбия». Да, это старые, знакомые симптомы; они безошибочно указывают на манию славословия.
В Сиднее четыреста тысяч жителей. Если сюда приедет американец, он прежде всего с изумлением обнаружит, что город раз в восемь или девять больше, чем он ожидал. Потом он поразится тому, что это английский город с американской окраской. В Мельбурне это еще больше бросается в глаза, там даже архитектура зданий напоминает американскую; фотографию самой величественной деловой улицы Мельбурна можно смело выдать за фотографию лучшей улицы большого американского города. Мне сказали, что большинство роскошных зданий Мельбурна—городские резиденции скваттеров. Понятие скваттер показалось мне там довольно неуместным, но когда мне объяснили, что оно означает в Мельбурне, я подумал: вот еще пример того, как забавно меняются слова (и животные) с переменой места в климатических условий. В Америке, когда вы говорите о скваттере, неизменно полагают, что вы имеете в виду человека бедного, а когда вы говорите о скваттере в Австралии, предполагается, что вы имеете в виду миллионера; и Америке вы именуете этим словом обладателя нескольких акров земли и сомнительного положения в обществе, в Австралии — человека, земли которого тянутся на длину железнодорожной магистрали, а положение в обществе безупречно; в Америке это слово относится к человеку, владеющему десятком голов скота, в Австралии — к владельцу от пятидесяти тысяч до полумиллиона голов; в Америке это слово относится к человеку неприметному, не имеющему никакого леса, в Австралии — к человеку видному, с которым все считаются; в Америке вы не ломаете шапки перед скваттером, в Австралии — непременно; в Америке вы не очень-то кричите, что у вас дядюшка скваттер, в Австралии — звоните об этом во все колокола; в Америке от друга скваттера вам нет никакого проку, но если у вас друг скваттер в Австралии, вы будете ужинать с королями, окажись они там.