Ральф теперь диву давался, как это еще недавно ему было не по себе в байдарке под парусом. После тяжкого пути волоком и напряженной гребли сидеть, развалясь, в тени наполненного ветром паруса, чувствовать на обожженных солнцем щеках прохладное прикосновение ветерка, слышать, как тихонько напевает Элверна, и при этом двигаться вперед, с каждой секундой удаляясь от разъяренного Джо Истера, — такого рая он дотоле не знал.
Еще один переход волоком, убийственные пять миль сквозь чащобу, и вот они снова на просторе Озера Птицы-Громомет. Однако над озером ни ветерка; пришлось всю эту безбрежную, подернутую мертвой зыбью равнину пройти на веслах. И тут мало-помалу они почуяли, а потом и осознали опасность.
Ральфа уже давно смущал упорный туман, витавший в воздухе при ярком солнце. Берег был виден смутно; солнце висело в небе красным шаром и не слепило глаза; а отражение его было подобно рубиновому ожерелью на тусклой ряби жемчужно-серой воды.
Он обернулся к своим спутникам.
— Туман собирается, — сказал он неуверенно.
— Да. Это дым: где-то лес горит, — отозвался Лоренс.
— Лес? И близко?
— Не знаю. Может быть.
— Я уж давно замечаю. Только, по-моему, пожар далеко, — солгала Элверна. — Ветер разносит дым на много миль.
Страх перед погоней Ральф уже подавил. Но всякая новая опасность будоражит воображение, и теперь тяжкий труд по шестнадцать часов в сутки казался еще тяжелей от отчаянных догадок: где этот пожар и скоро ли они окажутся в страшном огненном кольце?
Поделать он тут ничего не мог. Отступать было некуда. Он был беспомощен, как на борту парохода в открытом океане.
Прежде, очутившись в таком положении, Ральф думал бы лишь о собственной шкуре; теперь первая его мысль была об Элверне. Лоренс Джекфиш пускай горит огнем, туда ему и дорога; но если пожар настигнет их (отупев от гребли, он рисовал себе эту картину мучительно долго), он защитит Элверну: накинет на нее свою куртку, спрячет ее в озере…
По карте выходило, что из Озера Птицы-Громомет в озеро Полуночное — самое большое на их пути — можно попасть по реке Плакучей. Отсюда реки текли на юг. Они поплывут по течению, и Ральф надеялся быстро и легко достичь озера Полуночного.
На закате они сделали привал у истоков реки Плакучей; алые облака застилал невидимый дым. Заходящее солнце смотрело на них гневным красным оком; потом сгустились сумерки, и над миром нависло ощущение чего-то неотвратимого.
Встав на заре, они все утро устало молчали. Утренний воздух не освежил, и они мрачно двинулись вниз по реке Плакучей.
Сначала плавание по темным водам реки меж песчаными берегами, поросшими невысоким ивняком, обещало быть легким. Но дальше река до того обмелела, что байдарка начала задевать песчаное дно. Вскоре глубина стала не больше трех дюймов, и повсюду торчали острые камни, через которые они переносили байдарку на руках, боясь пропороть ее так сильно, что и не починишь, — ведь это означало бы голодную смерть в безлюдной пустыне.
Вместо того, чтобы стрелой лететь по красивой реке, они делали меньше мили в час; приходилось идти вброд по скользким перекатам и тащить за собой байдарку. Элверна не падала духом, но лицо у нее было страдальческое, и Ральф мучился не только за себя, но и за нее.
Комары весело роились вокруг них — эти кровожадные ничтожества были для них ужаснее, чем грозные Парки.
— Придется плюнуть на эту речку и добираться до Полуночного напрямик, посуху. Судя по карте, отсюда можно выйти к Ручью Болотных Курочек, который впадает в озеро… Конечно, карта может и врать. Места здесь почти не исследованные, — сказал Ральф.
— Ладно. Попробуем, — равнодушно согласилась Элверна.
Но Лоренс Джекфиш не сказал ни слова, Лоренс только нахмурился, и Ральф спросил себя:
‹Ю чем он думает? Что замышляет? И долго ли будет мне повиноваться?»
Им удалось достичь Ручья Болотных Курочек и выйти наконец на простор озера Полуночного. Нечего и пытаться рассказать об их пути: это был бессвязный, неописуемый кошмар. Ральф никогда не мог восстановить его в памяти, не мог сказать, три с половиной или четыре с половиной дня они добирались от реки Плакучей до Полуночного озера. Они шли волоком, точно в бреду: зыбучие болота, где ноги проваливались по колено; подернутые пеной топи; кустарник, хлеставший их незащищенные лица, когда они брели, шатаясь под тяжестью ноши; легкие тучи презрительно звенящей мошки, назойливые слепни, которые вились у них перед самыми глазами, садились и взвивались снова с пронзительным «з-з-з-з», отчего цари природы вскрикивали, как безумные, хотя были измождены и обессилены.