Генерал Макартур пребывал в мрачной задумчивости. «Черт побери, до чего все странно! Совсем не то, на что он рассчитывал… Будь хоть малейшая возможность, он бы под любым предлогом уехал… Ни минуты здесь не остался бы… Но моторка ушла. Так что хочешь не хочешь, а придется остаться. А этот Ломбард подозрительный тип. Проходимец какой-то. Ей-ей, проходимец».
С первым ударом гонга Филипп вышел из комнаты и направился к лестнице. Он двигался легко и бесшумно, как ягуар. И вообще во всем его облике было что-то от ягуара. Красивого хищника — вот кого он напоминал. «Всего одна неделя, — улыбнулся он. — Ну, что ж, он скучать не будет».
Эмили Брент, переодевшись к обеду в черные шелка, читала у себя в спальне Библию.
Губы ее бесшумно двигались:
«Обрушились народы в яму, которую выкопали; в сети, которую скрыли они, запуталась нога их.
Познан был Господь по суду, который Он совершил: нечестивый уловлен делами рук своих. Да обратятся нечестивые в ад»
Она поджала губы. И захлопнула Библию.
Поднялась, приколола на грудь брошь из дымчатого хрусталя и спустилась к обеду.
Глава третья
Обед близился к концу. Еда была отменная, вина великолепные. Роджерс прислуживал безукоризненно.
Настроение у гостей поднялось, языки развязались. Судья Уоргрейв, умягченный превосходным портвейном, в присущей ему саркастической манере рассказывал какуюто занятную историю; доктор Армстронг и Тони Марстон слушали. Мисс Брент беседовала с генералом Макартуром — у них нашлись общие знакомые. Вера Клейторн задавала мистеру Дейвису дельные вопросы о Южной Африке. Мистер Дейвис бойко отвечал. Ломбард прислушивался к их разговору. Раз-другой он глянул на Дейвиса, и его глаза сощурились. Время от времени он обводил взглядом стол, присматривался к сотрапезникам.
— Правда, занятные фигурки? — воскликнул вдруг Антони Марстон.
В центре круглого стола на стеклянной подставке а форме круга стояли маленькие фарфоровые фигурки.
— Понятно, — добавил Тони, — раз здесь Негритянский остров, как же без негритят.
Вера наклонилась, чтобы рассмотреть фигурки поближе.
— Интересно, сколько их здесь? Десять?
— Да, десять.
— Какие смешные! — умилилась Вера. — Да это же десять негритят из считалки. У меня в комнате она висит в рамке над камином.
Ломбард сказал:
— И у меня.
— И у меня.
— И у меня, — подхватил хор голосов.
— Забавная выдумка, вы не находите? — сказала Вера.
— Скорее детская, — буркнул судья Уоргрейв и налил себе портвейн.
Эмили Брент и Вера Клейторн переглянулись и поднялись с мест.
В распахнутые настежь стеклянные двери столовой доносился шум бившегося о скалы прибоя.
— Люблю шум моря, — сказала Эмили Брент.
— А я его ненавижу, — вырвалось у Веры.
Мисс Брент удивленно посмотрела на нее. Вера покраснела и, овладев собой, добавила:
— Мне кажется, в шторм здесь довольно неуютно.
Эмили Брент согласилась.
— Но я уверена, что на зиму дом закрывают, — сказала она. — Хотя бы потому, что слуг ни за какие деньги не заставишь остаться здесь на зиму.
Вера пробормотала:
— Я думаю, найти прислугу, которая согласилась бы жить на острове, и вообще трудно.
Эмили Брент сказала:
— Миссис Оним очень повезло с прислугой. Миссис Роджерс отлично готовит.
Вера подумала: «Интересно, что пожилые люди всегда путают имена».
— Совершенно с вами согласна, миссис Оним действительно очень повезло.
Мисс Брент — она только что вынула из сумки вышиванье и теперь вдевала нитку в иголку — так и застыла с иголкой в руке.
— Оним? Вы сказали Оним? — переспросила она.
— Да.
— Никаких Онимов я не знаю, — отрезала Эмили Брент.
Вера уставилась на нее:
— Но как же…
Она не успела закончить предложения. Двери отворились — пришли мужчины. За ними следовал Роджерс — он нес поднос с кофе.
Судья подсел к мисс Брент. Армстронг подошел к Вере. Тони Марстон направился к открытому окну. Блор в недоумении уставился на медную статуэтку, он никак не мог поверить, что эти странные углы и зигзаги изображают женскую фигуру. Генерал Макартур, прислонившись к каминной полке, пощипывал седые усики. Лучшего обеда и желать нельзя. Настроение у него поднялось. Ломбард взял «Панч», лежавший в кипе журналов на столике у стены, и стал перелистывать его. Роджерс обносил гостей кофе.
Кофе, крепкий, горячий, был очень хорош. После отличного обеда гости были довольны жизнью и собой.
Стрелки часов показывали двадцать минут десятого. Наступило молчание — спокойное, блаженное молчание.