— Что сильно осложнило бы положение Хантера, если бы он не встретил случайно Лин Марчмонт в том месте, где он никак не мог ожидать ее встретить, — сказал Пуаро.
— Да, осложнило бы. Поезд девять двадцать — последний из Вормсли Хит. Уже темнело. Этим поездом всегда едут игроки в гольф. Никто не заметил бы Дэвида, да станционные служащие и не знают его в лицо. А в Лондоне он не взял такси. Так что в этом случае только слова его сестры подтверждали бы, что он действительно вернулся в Шепердс-Корт тогда, когда он говорит.
Пуаро молчал, и Спенс спросил:
— О чем вы думаете, мосье Пуаро?
Пуаро сказал:
— Продолжительная прогулка вокруг Белой виллы. Встреча в Мардонском лесу. Позднее — телефонный звонок… А Лин Марчмонт помолвлена с Роули Клоудом… Очень бы мне хотелось знать, о чем они тогда говорили по телефону?
— Вами движет свойственное людям любопытство?
— О да! — ответил Пуаро. — Мною всегда движет именно такого рода любопытство.
Глава 8
Становилось поздно, но Пуаро хотел нанести еще один визит. Он подошел к дому Джереми Клоуда. Там маленькая, смышленая на вид служанка провела его в кабинет, в котором хозяина не было.
Оставшись один, Пуаро с интересом огляделся. Даже дома у Джереми все очень правильно и сухо, как пыль, подумал он. На письменном столе стоял большой портрет Гордона Клоуда. Другая выцветшая фотография изображала лорда Эдварда Трентона верхом на коне. Пуаро рассматривал этот портрет, когда вошел Джереми Клоуд.
— А, простите, — в некотором смущении Пуаро поставил назад фотографию.
— Отец моей жены, — сказал Джереми с горделивой ноткой в голосе. — И одна из его лучших лошадей Честнат. Пришла второй на дерби тысяча девятьсот двадцать четвертого года. Вы интересуетесь скачками?
— Увы, нет.
— Поглощают массу денег, — сухо сказал Джереми. — Лорд Эдвард обанкротился из-за них, был вынужден уехать за границу и жить там. Да, этот спорт — дорогое удовольствие.
Но все же в его голосе по-прежнему звучала та же горделивая нотка.
Пуаро решил, что сам Джереми скорее выбросил бы деньги на улицу, чем вложил в лошадей, но люди, поступающие так, вызывают у него тайное восхищение. Клоуд продолжал:
— Чем могу быть полезен, мосье Пуаро? Вся наша семья в долгу перед вами за то, что вы разыскали майора Портера, который опознал убитого.
— Кажется, вся семья ликует по этому поводу, — сказал Пуаро.
— О, это несколько преждевременная радость, — сухо возразил Джереми. — Еще много воды должно утечь. Ведь смерть Андерхея в Африке была установлена. Нужны годы, чтобы опровергнуть такого рода факт. К тому же показания Розалин были очень определенны. Она произвела хорошее впечатление на суд…
Казалось, Джереми Клоуд не хотел рассчитывать на какое-либо улучшение в своем будущем.
Затем, раздраженным и усталым жестом отодвинув какие-то бумаги, он сказал:
— Но вы хотели видеть меня.
— Я хотел спросить вас, мистер Клоуд, вполне ли вы уверены, что ваш брат не оставил завещания? Я имею в виду завещания, сделанного после женитьбы…
На лице Джереми отразилось удивление.
— Не думаю, чтобы когда-нибудь возникало такое предположение. И до отъезда из Нью-Йорка он, безусловно, не делал завещания.
— Он мог его составить за два дня пребывания в Лондоне.
— У юриста?
— Или написать его самолично.
— И заверить его? А кто бы его мог заверить?
— В доме было трое слуг, — напомнил ему Пуаро. — Трое слуг, которые погибли в ту же ночь, что и он.
— Гм… Да… Но даже в том случае, если он поступил, как вы предполагаете, завещание тоже погибло при бомбежке.
— Ну, это еще вопрос. Недавно множество документов, которые считались полностью утраченными, было расшифровано новым способом. Например, документы, испепеленные внутри домашних сейфов, но не настолько поврежденные, чтобы их не удалось прочитать.
— В самом деле, мосье Пуаро, ваша идея чрезвычайно интересна. Чрезвычайно интересна. Но я не думаю… Нет, я просто не верю, чтобы из этого что-нибудь вышло… Насколько мне известно, в доме на Шеффилд-Террас не было сейфа. Гордон все ценные бумаги и прочее держал в своей конторе, а там завещания, безусловно, не было.
— Но ведь можно сделать запрос, — настаивал Пуаро. — Навести справки. Вы можете уполномочить меня сделать это?
— О, конечно, конечно. Было бы очень любезно с вашей стороны заняться этим. Но, боюсь, у меня нет никакой веры в успех этой затеи. Разве что случайно… Так вы, значит, сразу возвращаетесь в Лондон?