Она вскрикнула и печально следила за рукавом. Из зеленого дома выбежал высокий молодой человек, одетый очень небрежно, и, как исступленный, пустился ловить кисейный рукав, который, то опускаясь до мостовой, то взвиваясь высоко, будто дразнил своего преследователя, не даваясь ему в руки; длинные волосы молодого человека развевались по ветру, и пыль засыпала ему глаза.
Девушка следила за каждым его движением с таким же участием и замиранием сердца, с каким красавица средних веков не сводила глаз с турнира, где сражался ее избранный.
Наконец молодой человек устал, и движения его стали медленнее; но вдруг он высоко подпрыгнул, ловко схватил рукав и с торжеством побежал назад.
Девушка радостно вскрикнула и, покраснев, проворно скрылась от окна.
Волнение на улице между тем увеличилось; курицы, кудахтая и махая крыльями, побежали под ворота; некоторые забились под лавку у ворот одного дома и, нахохлившись, стояли рядом в боязливом ожидании; собака лениво встала, чихая от пыли, и, вытянувшись, тоже нырнула за курами под ворота. Из многих окон выставились руки, и рамы со стуком начали запираться.
Глухие удары грома изредка потрясали окна; грозная туча медленно надвигалась, — становилось почти темно.
Но не все слышали удары грома и видели тучу — предвестницу сильной грозы.
Молодой человек робко вошел в комнату черноглазой девушки. Светлая горница, очень чистенькая, комод с туалетом, шкаф, диван, соломенные стулья, — вот что увидел молодой человек; но он почувствовал такую неловкость, как будто очутился во дворце.
— Кто там? — спросила девушка, не поворачивая головы и продолжая шить, по-видимому, очень прилежно.
Человек спокойный мог заметить в ее голосе волнение; но гостю было не до наблюдений: сам сильно взволнованный, он отвечал, тяжело дыша:
— Я-с. — Ах! — вскрикнула девушка и повернула к нему свое розовое личико.
Так они довольно долго смотрели друг на друга в молчании.
— Вот рукав, — первый начал молодой человек.
Он подал ей рукав. Она сказала:
— Как я вам благодарна!.. я боялась, чтоб он не запачкался!
— Нет, он только немного в пыли… И какой миленький рисунок; верно…
— Это чужое! — перебила его девушка и, не зная что еще сказать, вдруг спросила: — А вы далеко жи…ве…те?
Она страшно покраснела и едва могла договорить свой вопрос.
— О, очень близко! вот-с, вот мое окно, с зеленью. И он лукаво посмотрел на девушку.
— Вы любите цветы? — спросила она.
— Очень; только это хозяйские; я так уж с ними и нанял. А вы любите?
— Люблю; это все моего сажанья; вот я посадила лимонное зерно: посмотрите, как выросло в год!
И она подала молодому человеку отросток лимонного дерева.
— Да-с, очень большое…
Запас для разговора вдруг истощился. Наступило долгое молчание.
— Садитесь, — сказала девушка, подвигая стул своему гостю.
— Благодарю, мне пора домой…
В то самое время ярко сверкнула молния; они оба вздрогнули; девушка перекрестилась. Страшный удар грома потряс ставни.
— Ах, какая гроза! — воскликнула девушка, бледнея.
— Вы боитесь грому? — спросил гость.
— Нет, это так… вдруг, неожиданно… я оттого испугалась.
Удары грома повторялись чаще и чаще, и вдруг дождь хлынул рекой, барабаня в крышу, стекла и железные подоконники.
— Какой дождь!
— Теперь уж гроза не опасна.
— Садитесь, переждите! — весело сказала девушка.
Дождь дал ей право на беседу с молодым человеком, и она почувствовала себя свободнее.
— Не беспокойтесь!.. Не вынесть ли на дождь ваш отросточек?
— Ах, нет! — с живостью возразила девушка и прибавила: — его могут разбить.
— Кто же смеет его разбить? — угрожающим тоном спросил молодой человек.
— Да моя хозяйка: она такая сердитая.
— А, так она вам надоедает? — спросил молодой человек.
— Нет; но она все ворчит, а я не люблю с нею говорить.
— А дорого вы платите за квартиру?
— Двадцать рублей с водою, да только она не дает воды: я плачу особо мальчикам башмачника. А, да вот и ее голос; верно, свои цветы выставляет.
Девушка отворила окно и нагнулась посмотреть. Башмачник, белокурый немец, низенького роста, с добрым выражением лица, стоял на тротуаре и поправлял свои цветы: два горшка месячных роз. Он промок до костей, и лицо его приняло такое жалкое выражение, что молодой человек, улыбаясь, сказал:
— Посмотрите, немец-то как измок. — Да!
И девушка тоже улыбнулась.
Башмачник, очевидно, был в сильном волнении: вымоченные, почти белые волосы прилипли к его бледному лицу, которому внутренняя тревога сообщала выражение тупости. Он давно уже стоял здесь — с той самой минуты, когда молодой человек пробежал к его соседке, — и, казалось, не замечал ни ударов грома, ни проливного дождя.