Это было чересчур; революция становилась неотвратимой.
Манискалько не пытается успокоить умы, он вырывает из рук оружие.
Во всех домах производятся обыски, дабы изъять ружья, сабли и штыки.
В разгар этих обысков создается сицилийский комитет, названный комитетом Общественного блага; он состоит из вожаков дворянства, буржуазии и простого народа.
Повсеместно начинается сбор средств для покупки оружия и боеприпасов.
Все готовятся, все ждут.
Полиция предчувствует, предугадывает революцию, и сделать это нетрудно, ибо революция уже не просто там или здесь: она повсюду, она витает в воздухе.
Тем временем приходит известие о присоединении Тосканы, герцогств Модена и Парма и папских провинций Романьи к Пьемонту. То влияние, какое оказывает Виктор Эммануил благодаря своей исключительной честности, равно как и потому, что он единственный прогрессивный государь среди королей-реакционеров, проникает в Сицилию.
Решение о присоединении Сицилии к Пьемонту принято дворянством, буржуазией и простым народом.
Спор ведется лишь по одному вопросу. Восстать немедленно или подождать еще?
Представители дворянства и буржуазии выступают за то, чтобы подождать; представители простого народа выступают за то, чтобы восстать немедленно.
Среди вожаков простого народа, ратующих за немедленное восстание, был мастер-водопроводчик, собственным трудом составивший себе кое-какое состояние. Звали его Ризо.
(Вчера мне показывали его дом, уже ставший местом паломничества для патриотов.)
Ризо заявляет, что остальные, дворянство и буржуазия, вольны делать то, что им угодно, но он ждать долее не намерен; он может рассчитывать на поддержку двухсот своих друзей.
— Ну что ж, начинайте, — говорят представители дворянства и буржуазии, — и, если ваше восстание разгорится, мы к вам присоединимся.
Ризо назначает своим друзьям встречу в монастыре Ла Ганча, францисканской обители, в ночь с 3-го на 4 апреля; дом Ризо прилегал к этому монастырю.
Все патриоты были заранее извещены, что вооруженное восстание начнется на рассвете 4 апреля.
Манискалько выходит из себя; ему понятно, что надвигается событие, которое он предвидел, но предотвратить которое не в его силах. В ночь со 2-го на 3 апреля он собирает всех комиссаров полиции и заявляет им, что помешать революции разразиться нельзя и надо удовольствоваться тем, чтобы подавить ее, когда она вспыхнет.
Между тем город пребывал в смятении и тревоге. С утра 3 апреля, на тот случай, если в течение нескольких дней придется не выходить из дома, все запасались продовольствием.
Вечером родственники собираются у себя дома и затворяют двери.
Одни знают, что вот-вот произойдет, другие догадываются, что должно произойти нечто особенное.
К несчастью, около восьми часов вечера Манискалько получает предупреждение — оно исходило от какого-то монаха-предателя, имя которого осталось неизвестным, — о том, что должно случиться в предстоящую ночь.
Манискалько тотчас же бросается к генералу Сольцано, коменданту гарнизона, и приказывает окружить монастырь.
Ризо уже находился там вместе с двадцатью семью заговорщиками, но остальные не могут к нему присоединиться.
Несомненно, они присоединятся к нему ночью; Ризо знает своих людей и уверен, что в назначенный час они появятся в монастыре.
Наступает рассвет; Ризо приоткрывает окно и видит, что улица перегорожена солдатами и артиллерией.
Его товарищи придерживаются мнения, что нужно отказаться от задуманного и предоставить каждому возможность позаботиться о собственной безопасности.
— То, чего нам еще недостает, — говорит Ризо, — так это мучеников; дадим же Сицилии то, чего ей недостает!
И через приоткрытое окно он начинает вести огонь по неаполитанцам.
Завязывается смертельное сражение.
Пушки устанавливают в боевое положение напротив ворот монастыря. Два ядра разносят их в щепки и врезаются в ту сторону колокольни, что обращена во двор.
Неаполитанцы вступают туда со штыками наперевес.
Настоятель монастыря бросается им навстречу и падает со вспоротым животом.
Двадцать семь храбрецов, которыми командует Ризо, творят чудеса и на протяжении двух часов ведут бой, отстаивая коридор за коридором, келью за кельей.
Затем Ризо собирает своих бойцов и пытается вырваться наружу через проем тех самых ворот, от которых пушки оставили лишь щепки.
Неаполитанцы отступают; но, отступая, они ведут огонь. Ризо падает, пораженный пулей, которая ломает ему бедренную кость чуть выше колена.