Оба паровых судна входят в гавань; «Пьемонте» бросает якорь в трехстах метрах от мола; «Ломбардо», отклонившись влево, натыкается на подводную скалу, но это происшествие не так уж важно, ведь в дальнейшем он уже не понадобится, и немедленно начинается высадка, которая проходит в заранее намеченном порядке.
Прежде всего нужно захватить городские ворота и телеграф.
Поскольку неаполитанских солдат в городе нет, операция эта представляется не такой уж сложной и ее поручают простому лейтенанту.
При виде лейтенанта, которому приказано перерезать ведущие к телеграфу провода, телеграфист обращается в бегство, оставив в конторе черновик депеши, составленной в следующих выражениях:
«Два парохода под сардинским флагом только что вошли в порт и производят высадку вооруженных людей».
Депеша адресована военному коменданту Трапани.
В ту самую минуту, когда лейтенант читает эту депешу, он замечает, что на нее приходит ответ.
Один из его бойцов, знакомый с телеграфной азбукой, растолковывает этот ответ так:
«Сколько этих людей и с какой целью они высаживаются?»
Офицер отвечает:
«Я ошибся: эти два парохода — торговые суда, пришедшие из Джирдженти с грузом серы».
Телеграфный аппарат снова начинает работать и передает такой ответ:
«Вы дурак!»
Полагая, что диалог несколько затянулся, офицер перерезает провода и возвращается, чтобы дать Тюрру отчет о произошедшем.
Тем временем 8-я рота производит высадку и располагается у Портовых ворот.
В этот же самый момент сообщают о приближении парохода, в котором тотчас же распознают неаполитанское судно.
Высадка идет крайне медленно, поскольку не хватает лодок; высаживаясь, бойцы строятся в боевой порядок на молу.
Помимо судна, замеченного ранее, вскоре на полной скорости прибывает паровой фрегат, который открывает огонь в тот момент, когда примерно две трети бойцов уже высадились на берег.
Каждое пушечное ядро встречают криками: «Да здравствует Италия!» Удача, сопровождающая любое дело, за которое берется Гарибальди, сработала и на сей раз: ни одно ядро не попадает в цель. Лишь несчастную собаку, прибившуюся к экспедиции, разорвало упавшим ядром надвое, и это стало единственной смертью, о которой пришлось печалиться.
Тем временем пушки и бойцы начинают двигаться в сторону города; генерал Гарибальди и полковник Тюрр остаются на палубе все то время, пока длится высадка.
В тот момент, когда она заканчивается и оба командира в свой черед намереваются вступить в город, в десяти шагах от них падает и разрывается снаряд, осыпая их с головы до ног землей.
Повсюду выставлены сторожевые посты, чтобы бойцы могли немного отдохнуть. Словно не желая нарушать их покой, а на самом деле, опасаясь ночного нападения, оба неаполитанских судна удаляются миль на двадцать от берега.
На рассвете добровольцы отправляются в Салеми.
Дорога была свободна.
Вечером они делают привал возле какой-то фермы; были опасения, что им не удастся добыть провизию, однако обо всем позаботились местные крестьяне; каждый приносит добровольцам то, что может: одни — хлеб и вино, другие — цыплят, яйца, баранину.
С этого момента стало понятно, что гарибальдийцы могут рассчитывать если и не на вооруженную помощь со стороны местного населения, то хотя бы на его сочувствие.
На другое утро прибывает гонец с известием, что неаполитанские войска находятся в Калатафими и, судя по всему, намерены двинуться на Салеми.
Вперед посылают Биксио и его роту; следом за ним тотчас же идет генерал со своим штабом, а позади него самого следуют все остальные добровольцы.
В Салеми гарибальдийцам устраивают триумфальную встречу, и они остаются там на целый день. Именно в Салеми, действуя от имени короля Виктора Эммануила, генерал провозглашает себя диктатором; выше мы привели это постановление[8].
Тюрр, со своей стороны, употребляет этот день отдыха на то, чтобы составить приказ о создании национальной армии, который подписывает Гарибальди.
Немного не доходя до Салеми, в ту минуту, когда генерал поил у родника свою лошадь, к нему прорвался какой-то монах-капуцин с умным лицом, живым взглядом и короткими вьющимися волосами.
То был монах из монастыря Санта Мария дельи Анджели в Салеми, преподававший там философию; он высказывает генералу свою радость, оттого что видит его, и одновременно свое удивление, оттого что видит его столь простым человеком.