Подойдя к рулевому, он взял нужный курс и произнес:
— Так держать!
Бесполезно было говорить рулевому: «Ост-зюйд» или «Зюйд-ост»; отличный воин на суше, он был скверным моряком и ничего не понял бы в команде, поданной на профессиональном языке.
Затем Гарибальди созвал в свою каюту офицеров.
— Господа, — произнес он, — вы все поняли: у нас нет ни револьверов, ни боеприпасов! Ну ладно, револьверы; но что делать с ружьями без патронов?.. Необходимо раздобыть то, чего нам недостает.
— Но каким способом? — спросили офицеры.
— Полагаю, что есть только один способ. По прибытии в Таламоне мы будем находиться всего лишь в двенадцати милях от Орбетелло; нужно, чтобы один из нас отправился в Орбетелло и заговорил зубы коменданту крепости, и комендант крепости предоставит нам то, чего у нас нет.
Офицеры переглянулись.
— А если комендант арестует того, кто к нему явится? — спросил один из них.
— По всей видимости, — ответил Гарибальди, — этого вполне можно опасаться.
Офицеры хранили молчание.
— Ну что ж, — произнес генерал, — у меня есть человек, который решится на это.
— Да мы все готовы на это! — воскликнули офицеры. — А беспокойство высказали вам исключительно в интересах дела.
— Я так все и воспринял, — произнес генерал, — но не тревожьтесь, у меня есть человек, который отправится в Орбетелло. Где Тюрр?
— Тюрр лежит на палубе.
— Отлично, позовите его.
— Генерал, — промолвил один из офицеров, — не рассчитывайте на Тюрра, пока мы находимся в море; только что я проходил рядом с ним, он подозвал меня и умирающим голосом сказал: «Знаешь, почему тот бедняга, которого давеча вытащили из воды, бросился туда?» — «Нет», — ответил я. — «Ну а я знаю: он мучился морской болезнью. Если я брошусь в воду, добейся от генерала, чтобы меня оттуда не вытаскивали. Это моя последняя воля, а последняя воля умирающего священна». После этих слов он умолк и снова впал в неподвижность.
Гарибальди рассмеялся, вышел из каюты и среди множества людей, почти без сознания лежавших на палубе, принялся искать Тюрра.
Благодаря его венгерскому костюму генерал быстро нашел беднягу.
— Тюрр, — обращаясь к нему, произнес Гарибальди, — когда мы окажемся на берегу, мне надо будет кое-что сказать тебе.
Тюрр приоткрыл один глаз.
— А когда мы там окажемся, на берегу-то? — спросил он.
— Сегодня вечером, — сказал генерал.
Тюрр тяжело вздохнул и снова закрыл глаз.
Это было все, что он мог в тот момент сделать во имя свободы Сицилии.
По прибытии в Таламоне полковник Тюрр тотчас же вновь обрел способность крепко держаться на ногах и предстал перед генералом.
— Ну что, — спросил его Гарибальди, — ты готов к тому, чтобы тебя расстреляли?
— Признаться, — ответил Тюрр, — по мне лучше быть расстрелянным, нежели вновь очутиться в море.
— Раз так, возьми калессино, призови на помощь себе все свое дипломатическое красноречие и постарайся получить от коменданта крепости Орбетелло все боеприпасы, каких нам недостает, а недостает их изрядно, ибо у нас нет ни одного патрона.
Тюрр рассмеялся и промолвил:
— И вы полагаете, что он даст мне хоть один капсюль?
— Кто знает? — ответил Гарибальди. — Попытаемся.
— Тогда дайте мне письменный приказ для него.
— А в качестве кого, по-твоему, я должен дать тебе приказ коменданту тосканской крепости?
— Ну хотя бы рекомендуйте меня ему.
— О, что касается этого, пожалуйста.
Гарибальди взял лист бумаги и написал:
«Доверьтесь всему, что скажет Вам мой адъютант, полковник Тюрр, и всеми доступными Вам средствами окажите содействие успеху экспедиции, которую я предпринимаю во имя славы Пьемонта и величия Италии.
Да здравствует Виктор Эммануил! Да здравствует Италия!
— С таким письмом, — промолвил Тюрр, — я готов потребовать Прозерпину у Плутона; давайте.
Четверть часа спустя, сидя в калессино, Тюрр уже катил по дороге к крепости.
Тюрр был красноречив, как Цицерон, и убедителен, как г-н де Талейран.
Однако бедный комендант все еще колебался, и тогда Тюрр заявил ему:
— Я предполагал ваш отказ и принял соответствующие меры. Предоставьте в мое распоряжение надежного человека, который доставит вот эту депешу маркизу ди Трекки, доверенному адъютанту короля. Весь вопрос заключается в том, чтобы вновь получить от его величества то, что он уже дал нам один раз, а мы имели глупость затерять. Однако оцените последствия задержки: три дня понадобится для того, чтобы добраться до Турина, два дня — чтобы перевезти боеприпасы в Геную или отправить туда приказ выдать их; два дня — чтобы эти боеприпасы смогли попасть к нам; итого семь пропавших дней, не считая того, что всеми подобными приказами, передаваемыми от одного лица к другому, мы бросаем тень на короля, который не может официально фигурировать в данном деле. Я уж не говорю вам о несчастных сицилийцах, ждущих нас, словно мессию. Короче, поразмыслите; вот мое письмо маркизу ди Трекки, адъютанту короля.